Григорий Кружков

Пушкин и Китс

Еще одна история о «невстрече» Пушкина связана с именем Китса. Разумеется, речь идет не о личной встрече: Китс не бывал за границей и лишь в конце жизни, безнадежно больной, отправился в Рим, где и умер в 1821 году. Но, может быть, Пушкин, по крайней мере, читал его произведения? В его библиотеке сохранилась книга «The Poetical Works of Coleridge, Shelley and Keats» — еще одно издание Галиньяни (Париж, 1829). Как мы уже упоминали, Пушкин в Болдине «перечитывал Кольриджа». Он мог это делать, если том Кольриджа, Шелли и Китса был захвачен им в дорогу вместе с томом Боулса, Милмана, Уилсона и Корнуолла. Но ни Шелли, ни Китс нигде в пушкинских работах не упоминаются. Особенно досадной кажется невстреча с Китсом: у них с Пушкиным и впрямь было много общего.

Во-первых, эллинизм. Джон Китс, как и Пушкин, не знал греческого: чувство античности развилось в нем от чтения поэтов-елизаветинцев и популярных антологий по классической древности. В 1817 году он увидел «мраморы Элгина» — фрагменты скульптур из Акрополя, привезенные в Лондон лордом Элгином, и выразил свое восхищение в двух замечательных сонетах. Эти семена красоты, пустив корни в его художественном воображении, породили образы его первой большой поэмы «Эндимион», «Оды Психее», «Оды греческой вазе» и фрагмента поэмы «Гиперион». В своих лучших творениях Китс достиг той гармонии стиля, которая является отличительной чертой классического искусства, и воплощением которой в русской культуре принято считать Пушкина.

Во-вторых, общим для Пушкина и Китса было то, что можно назвать шекспирианством. Пушкинскую фразу, произнесенную после ареста декабристов: «взглянем на трагедию взглядом Шекспира»1 — можно сравнить с признанием Китса: «Я никогда сильно не отчаиваюсь и читаю Шекспира; не думаю, что какую-нибудь другую книгу я мог бы читать так долго…»2. Объективность Шекспира Китс приводил в пример другим поэтам:

Несколько мыслей внезапно сошлись в моей голове, и меня осенило, какое качество формирует гения, особенно в литературе, — качество, которым в огромной степени обладал Шекспир, — я имею в виду Отрицательную Способность, проявляющуюся, когда человек способен находиться в неопределенности, в сумраке тайны, в сомнениях, не делая суетливых попыток непременно добиться до фактов и смысла… У великого поэта чувство Красоты перевешивает все прочие соображения, вернее, отметает иные соображения3.

Эта «отрицательная способность», которую Китс открыл в Шекспире, и есть та самая «пустота», которая так раздражала Писарева и восхищала Синявского: «Пушкин был достаточно пуст, чтобы видеть вещи, как есть, не навязывая себя в произвольные фантазеры…»4.

Китс и Пушкин как поэты были единомышленниками и в вопросе о цели искусства. Оба согласно подписались бы под пушкинским: «Цель поэзии — поэзия». Вот как говорил об этом Китс: «Мы ненавидим поэзию, которая имеет относительно нас очевидные намерения, а если мы не согласны, угрожающе засовывает руки в карманы. Поэзия должна быть великой и ненавязчивой…»5.

Эти слова имеют прямое отношение к Пушкину, которого при жизни и посмертно упрекали в аристократизме, эстетизме и отстранении от современных проблем. Отзвуки таких мнений впоследствии отразились в замечании Валерия Брюсова: «Пушкин писал „Маленькие трагедии“ для кучки людей, которые могли оценить квинтэссенцию драмы… „Маленькие трагедии“ Пушкина — это театр для поэтов»6. Английский биографический словарь 1860 года подобным же образом говорил о Китсе: «Его поэзия более близка поэтам, нежели обычным читателям, чья мысль не может или не смеет следовать за полетом его гения»7. Китс был канонизирован лишь прерафаэлитами, до того времени он был мало известен. Нечто подобное произошло и с Пушкиным. Его нынешнее положение в русском каноне изгладило из памяти читателей тот факт, что популярность поэта испытала резкий спад в первые десятилетия после его смерти и что он был, по существу, заново открыт символистами.

Можно только сожалеть, что Джон Китс, один из гениев английского стиха, ускользнул от внимания Пушкина, тогда как Барри Корнуолл, значительно более слабый поэт, вдохновлял его Музу. Впрочем, как мы увидим в дальнейшем, «переимчивый» Корнуолл настолько умел воспроизводить стиль и мотивы своих современников, что Пушкин, читая его произведения, в какой-то степени соприкасался — в «адаптированном» виде — и с Китсом.

Самыми популярными английскими писателями во времена Пушкина были твое: Вальтер Скотт, Джордж Байрон и Томас Мур. Полезно иметь в виду, что литературная карта Англии того периода, подобно российской, имела два географических «полюса»: Эдинбург соперничал с Лондоном, как Москва с Петербургом. Лондон считался центром либерализма, оплотом «вигов»; Эдинбург был более консервативным городом, с преобладающим влиянием «тори». В действительности картина была более сложной: среди лондонских литературных журналов был и либеральный «Examiner», и консервативный «Quarterly Review», эдинбургские журналы включали в себя вигский «Quarterly Review» и ультраконсервативный «Blackwood’s Edinburgh Magazine». В Лондоне самым влиятельным был кружок журналиста и поэта Ли Ханта, к которому принадлежали замечательный эссеист Чарльз Лэм, один из лучших английских критиков Уильям Хэзлит и несколько многообещающих юных поэтов, в числе которых был Джон Китс. Эдинбург мог похвастать именем Вальтера Скотта, который жил неподалеку, на границе с Шотландией. Между этими полюсами располагались так называемые поэты «озерной школы» — Вордсворт, Саути и Кольридж — озерным назывался район Кэмберленда в Северной Англии, где все трое поселились в конце 1790-х годов (хотя Кольридж в дальнейшем больше жил в Лондоне).

Джон Китс держался в стороне от партийной борьбы. Однако его связь с Хантом сделала его мишенью для резких нападок в журналах тори, особенно участившихся в 1818 году, после публикации его поэмы «Эндимион». Самой оскорбительной была статья в «Блэквудс мэгэзин», подписанная инициалом «Z.» Известно, что под таким именем выступали соредакторы журнала «Блэквудс» — Джон Гибсон Локхарт и Джон Уилсон. Их критические статьи отличались дерзостью и необузданностью. Даже в те суровые времена, когда, по словам С. Кольвина, «метание громов и молний в журнальной полемике было обычным делом», даже тогда «нигде нельзя было встретить таких жестоких и беспардонных выходок, как в ранних номерах „Блэквудса“»8. В «Манускрипте Чадли» — сатире на современную литературу, написанной в пародийном «библейском» стиле, — ведущие журналисты этого журнала скрылись под красноречивыми псевдонимами: Уилсон — «Леопарда», Локхарт — «Скорпиона». «Леопард» (Уилсон) — это и есть тот самый автор, который два года спустя, в 1816 году, опубликует «The City of Plague» — источник пушкинского «Пира во время чумы».

В одной из статей, направленных против «школы кокни» в поэзии, «Скорпион» и «Леопард» беспощадно высмеяли Джона Китса — «помощника аптекаря» (в действительности у Китса был диплом хирурга), советуя ему бросить пустое занятие стихоплетства: «Лучше и мудрее быть голодным аптекарем, чем голодным поэтом, так что возвращайтесь назад в свою лавку, мистер Джон, к своим пластырям, пилюлям и баночкам с притираниями…» Об этом инциденте много писали, и легенда о поэте, «убитом критиками», с легкой руки Байрона, прижилась. На самом деле, Китс был убит туберкулезом, а не критиками, но такова была сентиментальная история, которую Пушкин мог прочесть в предисловии к стихам Китса в издании Галиньяни, где была процитирована и надпись на могиле поэта в Риме:

Сия могила
содержит бренный прах
МОЛОДОГО АНГЛИЙСКОГО ПОЭТА,
который
на смертном одре
сокрушаясь всем сердцем
из-за злобы своих врагов
желал,
чтобы на его могильной плите были помещены такие слова:
ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ ТОТ,
ЧЬЕ ИМЯ НАПИСАНО НА ВОДЕ
Февр. 24. 1821

Ни эта многословная надпись (из которой только последние две строки соответствовали завещанию поэта), ни вступительная заметка об авторе, который подавал большие надежды, «но не принес зрелых плодов», не могли понудить Пушкина вчитаться в собрание стихов Китса. Напечатанное в два столбца мельчайшим шрифтом «диамант», оно начиналось с длинной поэмы «Эндимион», стихи в которой идут одной сплошной колонной, без разбивки на строфы, и кончалось такими же сплошными колоннами ранних стихотворных посланий. Сонеты зрелого периода, «великие оды» Китса 1819 года запрятаны где-то в середине, так что читатель, не очень хорошо знакомый с языком, без редакторских пояснений вряд ли и отыскал бы эти стихотворения.

Кроме того, у иностранного читателя нет чутья, каким обладает носитель языка. Он может оценить образ и замысел стихотворения, но не выражение: ему приходится поверить на слово, что поэтический язык автора безупречен. Здесь одна из причин, почему Пушкин не познакомился с Китсом: не было того, кто бы мог представить его Пушкину как великого поэта. Издание Галиньяни было первым посмертным изданием Джона Китса, репутация которого еще только начинала медленно складываться. Генри Милман, например, был гораздо более популярен: его трагедия о скупом «Фацио», которую Пушкин мог прочесть в «четверопоэтии» (Боулс, Милман, Уилсон и Корнуолл), за три года, с 1816-го по 1818-й, выдержала не менее девяти изданий. Боулс, Уилсон и Барри Корнуолл во мнении читающей публики также стояли много выше Китса.

Итак, Пушкин разминулся с Китсом; причин тому было, видимо, несколько: малая известность этого имени, двусмысленное вступление к его стихам в книге Галиньяни, представлявшее Китса скорее мучеником лиры, чем реализовавшимся поэтом, неудачное расположение стихотворений в этом единственном доступном издании, недостаточная уверенность Пушкина в английском. В оправдание его можно сказать, что русской поэзии понадобилось еще почти сто лет, чтобы встреча с Китсом наконец состоялась: первые переводы его стихов на русский язык появились лишь в XX веке9, первые же хорошие переводы — лишь в 1940-е годы. Характерный для литературы пример запаздывания: поэты живут в одно и то же время, ничего не друг о друге зная, и встречаются лишь в читательском сознании — много десятилетий спустя своей смерти.

  1. Письмо А. Дельвигу, февраль 1826. []
  2. Дж. Китс — Б. Хейдону, 10–11 мая 1817 г. []
  3. Джорджу и Тому Китсу, 21, 27(?) декабря 1817. Keats John. The Selected Letters. New York, 1951. P. 92. Подчеркнуто Китсом. []
  4. Терц Абрам. Прогулки с Пушкиным. C. 65. []
  5. Джону Рейнольдсу, 3 февр. 1818. Keats’ Letters. Vol. 1. P. 108. []
  6. Брюсов В. Я. Пушкин и Баратынский. // Русский архив. 1901. Кн. 1. С. 170. []
  7. The Imperial Dictionary of Universal Biography. 1857–1863. Vol. 3, P. 76. []
  8. Colvin S. John Keats. His Life and Poetry. His Friends, Critics and After-fame. New York, 1970. P. 299. []
  9. Мною была выдвинута гипотеза, что подражание стихам Китса можно найти у Николая Огарева еще в конце 1850-х гг. См. Кружков Г. Первый русский перевод из Джона Китса // Литературная учеба, 1980. № 4. []