Не буди лиха, пока лихо спит
Первое, что я увидел, пробудившись, был раскрытый зонтик, оставленный Яной. Он совершенно высох, и я закрыл его и повесил на гвоздик — как раз над сапогами. Старинный зонтик и старинные сапоги — вместе это было похоже на уголок музея. Или на стол находок при вокзале. Я взял листок плотной бумаги и написал красивыми печатными буквами:
БЮРО ЗАБЫТЫХ ВЕЩЕЙ
РАБОТАЕТ КРУГЛОСУТОЧНО
И приколол листок к стене.
Телефон тоже пробудился. Звонили из издательства «Бегемот», интересовались, не возьмусь ли я перевести повесть про китов в сжатые сроки. Третьего дня тоже звонили, но я отказался.
— Разве я не говорил, что через несколько дней уезжаю в деревню?
— Да, — смутилась трубка. — Но знаете, работа такая срочная, никто не берется, вот мы и подумали: а вдруг?
«А вдруг, в самом деле?» — подумал я, а вслух сказал:
— Вам повезло, поездка моя откладывается, так что я переведу вам это дело. — И наскоро попрощался, добавив, что заеду за работой сегодня или завтра.
Дальше по плану у меня была утренняя пробежка. Обыкновенно я бежал к ларьку возле станции купить сигарет. Увы, так уж повелось в моей нелепой жизни, что все здоровье, которое я набирал во время оздоровительной утренней пробежки, уходило в дым ежедневной пачки сигарет, так что каждое утро мне приходилось начинать укрепление здоровья с той же точки, что и накануне.
«А что, если… — пришла мне в голову шальная мысль, — пробежаться в этой сказочной обувке? Вдруг это сапоги-скороходы? По крайней мере с виду — вылитые они!»
Сказано — сделано. Конечно, перед тем, как их надеть, Яна всякий случай перевернул каждый сапоги потряс. Даже зачем-то крикнул в глубину черного голенища: «Эй, там! Кто не вылез, я не виноват!» — и решительно натянул оба сапога.
Они оказались чуть-чуть мне великоваты, и, может быть, поэтому, сбегая с крыльца, я запнулся и полетел носом в крапиву. «Фу-ты ну-ты!» — воскликнул я, отряхнулся и резво припустил дальше… Но когда через три шага я снова споткнулся и растянулся на ровном месте, а еще через пять шагов — опять, я решил больше не рисковать, осторожненько разулся и, босиком вернувшись домой, поставил сапоги обратно в угол.
«Забыть о неприятностях!» — скомандовал я себе и сел пить чай. За открытым окном дышало утро — умытое и свежее, на плите в кастрюльке варились яйца всмятку. Так безмятежно и уютно было вокруг! «Жу-жу», — гудел шмель, влетевший в окно. «Хруп-хруп!» — хрустело янино печенье у меня на зубах. «Буль-буль!» — говорили яйца в кастрюльке.
И вдруг…
И вдруг я услышал за спиной странный гул, и пол дрогнул у меня под ногами так неожиданно, что я уронил одновременно и ложку, и печенье. Первым моим безотчетным движением было достать их из-под стола. Это меня и спасло.
В комнате грохнуло, как будто в ней разорвалась граната, и на пол посыпались какие-то камни и щебенка. Они стучали и по стульям и по столу, наверняка бы стукнули и меня по макушке, если бы столешница не защитила моей головы от этого каменного града. Сидя под столом, я пытался сообразить, что к чему. Через полминуты грохот повторился, потом еще и еще. Тут только я понял, что происходит.
Клянусь, вы такого никогда не видали и не увидите! Сравнить можно только с извержением вулкана. Это и было извержение. Извержение сапога. Он то гудел и трясся, как безумный, то вдруг взрывался целой грудой мелких и крупных камней, и снова начинал гудеть и трястись. При этом из него вырывались клубы дыма и весь пол в комнате вибрировал, как днище лодки при сильной волне.
Лампочка была разбита в первую же минуту. И стакан на столе, и блюдце. Камни попали даже в кипящую кастрюльку, так что я потом не мог понять, что это за сверхкрутые яйца, которые не разбиваются ни ложкой, ни об тарелку.
Когда этот ужас наконец прекратился, я был в таком состоянии, что мне не хотелось даже вылезать из-под стола. Я лег на пол, положив руки под голову, и элементарно отдыхал. В наступившей тишине что-то мягко шлепнулось, раздался деликатный шорох, и я понял, что это появились Ян с Яной.
— Прошу объяснений, — капризно потребовал я, даже не поворачивая головы.
— Может быть, вы все-таки присядете, мой друг?
Я неохотно выполз из своего убежища и опустился на стул. Ян сел напротив на табурет, а Яна, по своему обыкновению, пристроилась на подоконнике.
— Все очень просто, дорогой Вадим. Это было действительно извержение вулкана, но только через сапог.
— Значит, беда в том, что я надевал эти проклятые сапоги?
— Ну разумеется, ведь они предназначены совсем не для того. Каждый сапог — это вход, некий канал, сообщающийся со множеством других каналов и ходов в пространстве. Когда вы надавили всей ступней, это давление, как через поршень, передалось по всем каналам. Могло произойти все, что угодно. В данном случае нарушилось равновесие в каких-то подземных пластах, и сжатые газы вместе со с камнями через открывшееся им жерло… Ну и так далее. Вам еще повезло, что не хлынула лава. Могло произойти и настоящее землетрясение, и потоп.
— Вы намяли, оно и прорвало, — подытожила Яна с подоконника.
— Совершенно верно. И хорошо еще, что прорвало только один сапог, иначе мы с Яночкой не смогли бы так быстро явиться к вам на помощь.
Я подошел и потрогал сапоги. Тот, который стоял, был еще горячим, как самоварная труба. Лежачий остался холодным.
— Да, мы воспользовались этим, — подтвердил Ян. — И через этот же собираемся забрать вас отсюда.
— То есть как забрать?
— А что вам делать в этом печальном разоре? — Яна развела руками, указывая на заляпанный камнями пол и разбитую посуду. — Нужно развеяться. Тем более что у меня сегодня день рождения. Я приглашаю вас в гости.
— Я согласен… То есть, очень благодарен. Но мне нужно хотя бы переодеть рубашку.
— Переоденьте, — разрешил Ян. — А потом отойдите к кровати, зажмурьте глаза — ну и так далее, по давешнему.
Когда я открыл глаза, Ян с Яной стояли у входа в сапог — две маленькие счастливые фигурки, оживленные неведомым кукловодом.
Я пошел, не отрывая глаз от их улыбающихся лиц, и с каждым шагом они вырастали у меня на глазах, и я уже мог различить каждую складку на умном лбу Яна, каждую бусину на агатовом ожерелье Яны. Мы вошли в темное отверстие пещеры и сразу стали спускаться по каким-то металлическим ступеням, держась за холодные блестящие поручни. Внизу был тесный коридорчик, устланный ковровой дорожкой, и ряд металлических, отделанных деревом дверей. Мы вошли в уютную гостиную с креслами, низкими столиками и черным полированным роялем перед круглым окном. И тут снова пол дрогнул и зашатался у меня под ногами.
— Как?! Снова землетрясение? — воскликнул я в ужасе.
— Нет, просто мы плывем, — объяснил Ян. — Дорогой Вадим, позвольте мне, как капитану, приветствовать вас на борту нашей подводной лодки «Тритон». Хотя можно было назвать ее и «Сапожок», ибо по форме она более всего напоминает этот столь любимый вами вид туалета.
— Надеюсь, мы плывем не в Италию, — сострил я. — Хотя она тоже напоминает сапог.
— О нет, мы плывем на остров… В общем, на наш с Яной остров.
Мы выпили предложенные Яном прохладительные напитки и подошли к иллюминаторам. Мощные прожекторы рассеивали подводный мрак, и серебристые стайки рыб, которые мы обгоняли, осыпали коричневое тело мчащейся субмарины, как струи зимней метели.
Голова у меня закружилась: видимо, лимонад с пузырьками ударил мне в голову.
— Эх! — вскричал я с залихватской улыбкой. — Гулять так гулять! Сейчас я исполню вам песню собственного сочинения: «Вот мчится рыбка удалая»! — И, подскочив к роялю, я смело ударил по клавишам и запел во всю ивановскую:
Вот мчится рыбка удалая
Вдоль по течению Гольфстрим,
И каракатица большая,
Как коршун, мчится вслед за ней!У рыбки завтра день рожденья,
Она не хочет погибать,
Уж нету близко ей спасенья,
Сейчас ее злодейка хвать!..
Я оборотился к слушателям, ожидая бурного одобрения, но такового не последовало.
— Друг мой, — произнесла Яна спокойно, но убедительно. — встаньте, пожалуйста, из-за рояля и отойдите от него хотя бы на несколько шагов. Так будет безопасней.
Я послушался — и вовремя.
Рояль, хоть и с отпущенной педалью, продолжал гудеть и стонать — все громче и громче! — и вдруг упал с подломленными коленями, как падает перед дамой кавалер, делающий ей предложение руки и сердца. Лопнули какие-то пружины, крышка обломилась и съехала, клавиши вылетели и рассыпались по полу.
— Доконали инструмент, — так же спокойно, даже с каким-то удовлетворением заметил Яна. — Видите — он совершенно не выносит постмодернизма. Кроме того, вы так усердствовали, что разбудили старика Гурундия, и он, кажется, уже обхватил нас своими мощными щупальцами.
— Гурундий, — объяснил Ян, — это гигантский осьминог, живущий в наших прибрежных водах. Он не пропускает ни одного корабля, все равно, надводного или подводного, чтобы его не потопить. Такой уж у него странный характер. Ну да это неважно. Мы уже приплыли.
Он допил свой стакан и двинулся к выходу, сделав нам знак следовать за ним. Проходя мимо иллюминатора, я заметил какие-то отвратительные щупальца с присосками, копошившиеся за толстым стеклом. Каюту закачало сильнее. Мы быстро прошли по коридору, поднялись по лестнице и свернули в какой-то темный закоулочек.
— Осторожнее, тут порожек!
Дверь впереди отворилась, и мы вышли во дворик под навесом вьющегося винограда. Сквозь прорехи в листве сеял уютный теплый дождик.