Королева Гурии
Во дворце Миклушу посадили на трон и дали ей в руки символы власти: баночку с золотой рыбкой и тяпку для окучивания огурцов, а Маклая присоседили рядом на маленькую скамеечку, как визиря и толмача. Знатные гурцы поднесли Миклуше подарки. Подарки вынимали из сундука, показывали ей издалека и прятали в другой сундук. Придворный поэт прочел длинное стихотворение, начинавшееся словами: «Как у наших у ворот огуречный огород» и с припевом через каждые две строчки:
Гип-ура Миклурии,
Королеве Гурии!
Огурцы, как быстро сообразили Миклуша с Маклаем, были гордостью гурцев, основным источником дохода и главной статьей расхода. Ничего удивительного, что на устроенном в их честь торжественном пире главным блюдом были огурцы во всех видах: печеные, копченые и моченые; пареные, жареные и вяленые; соленые, тушеные и зеленые; фаршированные, маринованные и расфасованные. Отдельно подавали огурцы пестрые и огурцы острые; огурцы блинные и огурцы длинные; огурцы с горбинкой и огурцы с начинкой. Прикатывали их бочками и нарезали кружочками; ели их с настроением и с огуречным варением. Под народные гурские частушки ели огуречные пампушки. А под песни о царе Салтане — огуречные пупырышки в сметане. В общем, пир такой получился, что любой, кто там был, огурчился. Глубоко, глубоко огурчился.
После пира Миклушу с Маклаем отправили почивать в царские покои — огромную пещеру, украшенную скелетами китов и чучелами осьминогов.
В ту ночь Миклуше не спалось. Вроде и перины были мягкие, и подушки удобные, а вот не смыкались глаза — и все тут.
— Эй, Маклай, ты спишь?
— Засыпаю.
Тишина. Тишина.
— Маклай, а ты не боишься осьминогов?
— Чего их бояться — они сушенные.
— А чего же тогда они шевелятся? подползают?
— Это тебе мерещится. Спи.
Несколько минут прошло в молчании. И вдруг Миклуша спрыгнула с постели, схватила подушку и стала яростно колотить ею ближайшего осьминога.
— Что случилось? — Маклай вскочил на ноги, ничего не понимая.
Миклуша уже лупила подушкой двух осьминогов по очереди: вот тебе! а вот тебе! Осьминоги скулили и вскрикивали. Тогда Маклай схватил одного за щупальце и резко дернул. Осминожья шкура соскочила, и под ней оказался хныкающий гурец с выпученными от страха глазами. Маклай сдернул шкуру с другого — под нею прятался второй гурец, перепуганный не меньше.
— Что вы тут делаете, признавайтесь! Что умышляете?
Оба гурца разом повалились на колени.
— Оборони, матушка! Оборони и помоги! — заныли они хором. — Мы не умышляем! Мы с делом пришли, с рапортом!
— Какой такой рапорт? Говорите прямо.
— А ты не погубишь нас матушка? — всхлипнув носом, спросил первый гурец.
— Не погублю, говорите смело.
Утешенный гурец вытащил из кармана преогромный платок и громко, с облегчением, высморкался. Его товарищ тоже вытащил что-то вроде большого платка, но сморкаться не стал, потому что это была прокламация, а развернул ее и стал торжественно читать:
ОБРАЩЕНИЕ К НАРОДУ!!!
Люди, не верьте! Вам говорят, что Атлантида ударилась на дно и раскололась. Дудки! Вам говорят: что было, то сплыло, что с возу упало, то пропало! Дудки, дудки и дудки! Ничего она не раскололась. А если и раскололась, мы склеим ее нашим могучим огуречным клеем! Древняя Атлантида, о которой писал еще премудрый Платон, возродится и отмстит неразумным врагам. Пусть трепещут предатели — гурцы, мурцы и жмурцы. Пусть дрыхнут ленивцы-китежане, убаюканные своими колоколами. Мы восстановим единство нашей Атлантиды, и если понадобится, то вооруженной рукой! Дудки, дудки и еще раз дудки!
Оратор сунул в карман прокламацию и победно огляделся.
— Дудки — это оружие? — уточнил Маклай.
— Дудки — это просто так, для красного словца! А оружие найдется. Нужно будет, так мы их огурцами закидаем!
— А чем же будет питаться народ, если огурцы пойдут на военные цели? — продолжал выпрашивать Маклай.
— Ерунда! Народ будет питаться планктоном.
— Платоном? Как прикажете вас понимать — в философском смысле? То есть книгами Платона?
— Да не Платоном, а планктоном. Как киты. Откроешь рот пошире, и всякий питательный планктон сам плывет тебе в рот. Очень удобно.
— Да ведь надо еще уговорить народ открыть рот пошире, — заметил Маклай.
— А потом, — продолжал заговорщик, все более увлекаясь, — мы выдрессируем ядовитых ершей, чтобы они подплывали и кололи врагов…
— И еще, — подхватил его товарищ, — мы перельем на пушки китежские колокола — хватит им пустозвонить. Но главное… Только это тайна!
Он толкнул вбок товарища: «Смейся громче, чтобы не подслушали!» — и пока тот хохотал басом: «ха! ха! ха! ха! ха! ха!» — громким шепотом объяснил:
— Можно изобрести такую акулью приманку и рассыпать ее среди врагов, что акулы налетят и всех поедят!
— А где же они, враги? — спросила Миклуша.
— Враги кругом, — воскликнул гурец, затравленно озираясь. — Они проникли всюду!
В этот момент Миклуша почувствовала, как Маклай крепко наступил ей на ногу и глазами показал: мол, я все беру на себя. И строго сказал, обращаясь к заговорщикам:
— Хорошо, мы согласны возглавить вашу мужественную борьбу. Но нужна строжайшая секретность. У стен есть уши. Завтра вечером вы найдете наше письмо между пятым и шестым позвонком этого кашалота. А теперь — никому ни слова. Полная тайна!
С этими словами он выпроводил полуночных гостей и, вернувшись к Миклуше, сказал с глубоким вздохом:
— Бром. Только усиленные дозы брома, снимающего возбуждение и оказывающего общеуспокоительное действие. Есть несколько видов морских водорослей, содержащих бром. Поищем их утром. А пока надо вздремнуть. Надеюсь, тут больше нет говорящих осьминогов.