Григорий Кружков

Остров голландских коров

Еще несколько дней они вспоминали неуемного картежника и спорили о том, жизнь — игра или не игра. Миклуша придерживалась того мнения, что жизнь вещь серьезная, потому что шутя нельзя ни пол вымыть, ни суп сварить. То есть шутя сварить можно, но есть этот суп никто не будет. Даже понарошку.

Маклай же склонялся к тому, что жизнь — все-таки игра, потому что человек ходит, а судьба на каждый его ход отвечает своим ходом и никогда не знаешь, где выиграешь, где проиграешь.

Миклуша на это привела пословицу: делу — время, потехе — час.

Маклай согласился с народной мудростью, но при этом так ее истолковал, что, дескать, делу — некоторое время (небольшое), а зато потехе — каждый час.

Спор мог бы продолжаться еще долго, но тут на их пути показался остров. Приблизившись, они увидели, что остров — плоский, никаких вулканов и гор на нем нет, но зато он весь покрыт зелеными лугами и лужайками, и с этих лугов и лужаек доносится весьма громкое мычание. Приблизившись еще больше, они убедились, что мычат не носороги, не бегемоты, не черепахи и не попугаи, а обыкновенные коровы. Впрочем, Маклай тут же объяснил, что коровы это не обыкновенные, а голландские.

— Ура, Миклуша! — воскликнул он с воодушевлением. — Мы приплыли на Остров Голландских Коров — тот самый, о котором я столько слышал, но который никогда еще не видел. Теперь я смогу его видеть и слышать. Кроме того, мы сможем на нем запастись голландским сыром, который, я уверен, окажется нелишним в нашем плавании. Я его очень люблю!

— Откуда же тут взялись голландские коровы? — спросила Миклуша . — Я всегда думала, что они живут в Голландии.

— Разумеется, они живут в Голландии. Вернее, жили. Тут вот какая история.

И Маклай начал подробно, со вкусом, рассказывать:

— Как известно, Голландия знаменита четырьмя вещами: мельницами, каналами, тюльпанами и коровами. Эти вещи прекрасно сочетаются друг с другом. На берегах каналов машут крылами мельницы, рядом с мельницами пасутся коровы, а тюльпаны… тюльпаны произрастают на всех остальных местах, не занятых мельницами, каналами и коровами. И все идет как нельзя лучше. Хотя и бывает порой, что какая-нибудь задумчивая корова, наевшись вкусной голландской травы и нанюхавшись тюльпанов, оступится и упадет в канал. Обычно такая корова начинает громко мычать и звать на помощь. И ее спасают. Но иногда, очень редко, случается так, что замечтавшаяся корова не замечает, что она упала в канал и продолжает как ни в чем не бывало мечтать даже очутившись, так сказать, в водной стихии. Разумеется, это должна быть не просто задумчивая, а ОЧЕНЬ ЗАДУМЧИВАЯ корова. Но среди голландских коров такие попадаются. Вода в канале помаленьку течет вперед, булькает, струится — и плавно выносит замечтавшуюся корову в открытое море. Но она ничего не видит и не слышит, погруженная в свои приятные мысли, пока не оказывается вдали от берега. Только тогда она замечает, что происходит что-то не то, что все вокруг не зеленое и вкусное, а скорее синее и соленое. Да к тому же мокрое. Корова пугается, говорит: «Ах!», мычит и зовет маму. Но никакой мамы вокруг нет, а есть только неоглядный океан и никакой надежды на спасение. Впрочем, спасение все же находится. Рассеянную корову в конце концов (не без помощи коровьего бога) выносит течением на просторный и зеленый остров, где ее ждут такие же унесенные в океан сестрицы-коровы. Там они пасутся под присмотром Доброго Пастуха, который по вечерам доит их, делает из молока великолепный голландский сыр и продает его морякам…

Пока Маклай рассказывал, их корабль приблизился вплотную в берегу и ткнулся носом в песок. Не находя поблизости дерева или скалы, к которому можно было бы привязать суперэтажерку, они сбросила за борт тяжелый якорь и сошли на землю.

Боже мой, до чего это был живописный, безмятежный остров! С первого момента странника, ступившего ногой на его изумрудно-зеленую сочную траву, охватывало чувство покоя и мира. Яркое солнце в небе светило, но не жгло; налетающий ветерок приятно обдувал щеки, редкие деревья были так широколиственны и тенисты, что каждое походило на беседку или китайский павильон.

Но Миклуша и Маклай недолго стояли, очарованные открывшейся перед ними великолепной картиной. Через минуту они, как бывалые путешественники, вспомнили свои цели и задачи и зашагали вглубь острова.

Первым делом они отправились знакомиться с голландскими коровами и были приятно удивлены их величавой красотой и умом. Маклай сразу же попытался вступить в общение. Не прошло и двадцати минут, как он научился задавать простые вопросы вроде: «Как пройти к ручью?», а через час до такой степени овладел коровьим языком, что мог уже поддерживать разговор об искусстве и прочих высоких материях.

Между тем Миклуша занялась более земными проблемами. Она познакомилась с Добрым Пастухом и купила у него несколько фунтов голландского сыра с мелкими дырочками (лично для себя) и несколько фунтов с крупными дырочками (для Маклая). Вопрос о дырочках в сыре был один из немногих вопросов, по которому их мнения расходились. Покупки Миклуше удалось сделать по весьма сходной цене: продавцы любили ее и отдавали товар задешево, да еще норовили добавить что-нибудь в подарок.

В благодарность Миклуша нарисовала Доброго Пастуха (альбомчик и карандаши она всегда носила в одном из своих больших карманов) и подарила ему портрет. Потом она отыскала Маклая, который, мыча на разные лады и усиленно качая головой, вел разговор с приятной рыжеватой коровой.

— Что ты ей сейчас сказал? — ревниво поинтересовалась Миклуша.

— Ничего особенного. Хвалил голландские мельницы.

По тому, как рыжая корова кивала головой и мотала хвостом, видно было, что любезность Маклая пришлась ей по вкусу.

Маклай продолжал разговор в том же светском тоне. Он с восхищением отозвался о голландских тюльпанах, поинтересовался, не бывала ли его собеседница в Ирландии, и только собрался приступить к главным расспросам о коровьем фольклоре, загадках, поговорках и крылатых фразах, как Миклуша легонько потянула его за рукав:

— Ну что ты все мычишь да мычишь… Я устала. Пойдем, а?

С большой неохотой Маклай прервал разговор и отправился вместе с Миклушей к берегу. Они взошли на свой корабль, подняли якорь и отчалили от вечнозеленого острова.

Маклай стразу же открыл тетрадь и стал заносить в нее события дня и подробности своих бесед с обитателями Коровьего острова. Миклуша между тем рисовала в альбоме виды острова (по памяти) и ела сыр с мелкими дырочками, отрезая от большого куска — понемногу, но часто.

Так они плыли два или три часа, как вдруг Миклуша случайно оглянулась и, издав какой-то сдавленный звук вроде «ах» или «ох», застыла с надкусанным кусочком сыра во рту, указывая пальцем перед собой. Маклай вскочил и тоже застыл в изумлении.

По синим волнам океана прямо за ними, на расстоянии каких-нибудь ста футов или меньше, плыла рыжая корова. Над водой виднелась лишь ее голова с рогами и часть спины. Увидев, что ее заметили, корова замычала и прибавила ходу. Ее большие серые глаза были устремлены на Маклая с невыразимой нежностью; казалось, она не замечала ничего другого.

— Посмотри, у нее на спине цветут ромашки и лютики. Эта корова влюбилась в тебя, — с ледяным спокойствием заметила Миклуша.

— Да что ты говоришь, — смутился Маклай. — И в самом деле, на ней ромашки… Вот так история!

— Это еще только цветочки. А вот что ты будешь делать дальше? Женишься на ней, как честный человек?

— Тебе — шутки, а дело-то нешуточное.

— Сам заварил кашу, сам расхлебывай.

— Я-то чем виноват? — отчаянно воскликнул Маклай.

— Не надо было любезничать, мельницы нахваливать и в Ирландию приглашать. Вот и результат. И учти: корова скоро устанет. Придется взять бедняжку на борт.

— При первой же попытке втащить ее сюда этажерка перевернется, это совершенно точно. Как же быть? Знаешь, остается последнее средство. Я скажу ей, что ты — моя жена.

— Вот еще чего удумал! Ни за что!

Насилу Маклаю удалось убедить Миклушу, что это — единственный возможный способ заставить рыжую корову опомниться и избавиться от своей роковой страсти. Поморщившись, Миклуша согласилась участвовать в этой, как она выразилась, комедии и отвернувшись, взялась за стирку — занятие, которое всегда возвращало ей равновесие духа.

Но рыжуха, узнав, что у Маклая уже есть жена, не отступилась, а стала ему советовать: мол, прогони ее, зачем тебе такая невзрачная жена, посмотри, какая я красивая да рогатая, на что тебе эта безрогая, бесхвостая уродина?

— Зато она умеет стирать, — возразил Маклай. — Из-за этого я на ней и женился. Мне обязательно нужна такая жена, чтобы стирала. И кашу варила.

Корова призадумалась, но продолжала плыть вслед за суперэтажеркой. Видно было, что она загрустила, даже рога ее как будто сделались короче, а ромашки и лютики увяли на глазах и исчезли, будто их и не бывало.

Неизвестно, чем бы закончилось это грустно-печальное приключение, но в этот момент впереди показался остров. По счастливому совпадению, это был остров бога солнца Гелиоса, на котором жило стадо отборных быков, посвященных этому богу. Путешественники высадились на острове вместе с приставшей к ним голландской коровой, утомленной и разочарованной. Два дня Миклуша и Маклай отдыхали на берегу, а когда снова взошли на корабль и отправились в путь, рыжуха уже не поплыла за ними: у ней, кажется, завязались романтические отношения с одним из быков Гелиоса. All’s well that ends well. Все хорошо, что хорошо кончается.