Григорий Кружков

Безымянная принцесса

На следующее утро принцесса отдыхала в восточных покоях замка, любуясь узорами, которые солнечные лучи, проникая сквозь окна и бойницы, рисовали на каменных плитах пола. Придворный Чародей пытался развлечь ее, жонглируя серебряными шариками, карлик Квондо тихо сидел в углу, а Придворный историк расположился на ковре, скрестив ноги по-турецки, и читал нараспев имена королей по «Большой книге владык». При этом он искоса наблюдал за принцессой, надеясь, что какое-нибудь имя зажжет искру в ее глазах и таким образом загадка разрешится.

— Пайорель, Пакромар, Пардос, Пент, Перрий, Персиваль, Пиллигром, Пифин, Подругай, Полонез, Пугги…

Чародей уронил один шарик, и принцесса вздрогнула.

Придворный Историк насторожился.

— Пугги, — проворчал он неодобрительно, — король, имеющий самую скверную репутацию. Он живет в полуразрушенном замке вместе со своими семью полоумными дочерьми. Жена его умерла от гомерического хохота много лет назад. Пугги со своими дочурками проводит время в самых безобразных развлечениях: они сбрасывают камни на голову прохожим, привязывают пустые жестянки к кошачьим хвостам, а по вечерам грабят проходящие караваны, отнимая у купцов драгоценности, шелка и парчу. Нарядившись во все это, устраивают ночные маскарады с дикими и сумасбродными играми, бьют посуду и дерутся зажженными факелами. Во время одной такой веселой ночки они и спалили большую часть замка.

Принцесса побледнела и замотала головой.

— Ну хорошо… Пудель, Публион, Пудро, Пудуш, Рабадан, Рабатрон, Рагун, Радиол, Радонон, Рампельштихельбабен, Рампупу… — продолжал зачитывать Придворный Историк.

При слове «Рампупу» принцесса подскочила на стуле, но только потому, что далеко отлетевший шарик чуть не угодил в карлика. Квондо кинул его обратно жонглеру, а Придворный Историк покряхтел и продолжал читать имена на «Р», потом на «С», потом на «Т» и так далее. Наконец он дошел до последней буквы — «Я».

— Яшун, Яэк, Яэрий, Яэт, Яяк, Яясарий. Все, больше нет, — подытожил он и захлопнул книгу.

Волшебник поймал все шарики в оттопыренный карман, а карлик Квондо слез со скамейки и приблизился к принцессе, печально смотревшей в окно.

— Я помню только траву и листья, — прошептала она. — Только траву и листья, и больше ничего.

— Медицина могла бы тут сказать свое веское слово, — предположил Историк. — К сожалению, Придворный Лекарь сам болен какой-то загадочной хворью и просил его не беспокоить… Но, в конце концов, есть Токко, Придворный Часовщик.

— Часовщик? — удивилась принцесса. — Чем же он может помочь?

— Мудростью, сударыня. Токко многие годы был Придворным Астрологом и готовил для короля разные предсказания и гороскопы. Но потом зрение его начало сдавать — вероятно, он слишком долго глядел на звезды. Он всполошил весь двор донесением, что созвездия гаснут. И планеты тоже. Даже Луна!. И тогда король перевел его из астрологов в часовщики. Шестеренки часов легче рассматривать, чем звезды, к тому же их можно пощупать. Пойдемте к Токко: сумерки омрачили его зрение, но не разум, — он должен дать добрый совет.

Токко сидел в своей мастерской, уткнувшись носом в какие-то пружинки. Множество настенных и настольных часов, будильников, ходиков и хронометров тикали так громко, что он не расслышал стука в дверь.

— Я привел к тебе безымянную принцессу, — сказал Придворный Историк. — Она помнит лишь траву и листья — и ничего больше.

И, склонившись к уху старика, он поведал ему историю королевской охоты в Заколдованном лесу и все, что случилось потом.

Токко прищурился, силясь получше разглядеть принцессу.

— Так-так… Прелестно, прелестно… — пробормотал он. — Это нужно обдумать… Не могли бы вы, сударыня, подождать в саду? Я прошу прощения, но девушки иногда очень странно влияют на часовые механизмы. Смотрите, что происходит!

С часами действительно творилось что-то неладное: одни принялись без остановки куковать, стрелки других закружились, как пропеллер, а маятник самых больших напольных часов неподвижно завис на взмахе, словно оцепенев от изумления.

Придворный Историк повел принцессу в сад, где плескали серебряные фонтаны и гуляли разноцветные павлины, усадил на скамью под деревом и вернулся в мастерскую.

— Каковы же твои предположения, Токко? — спросил Придворный Историк. — Может быть, принцесса упала и ударилась головой о камень?

Старик хмыкнул и отрицательно покачал головой.

— Или она выпила какого-то зелья и от этого потеряла память?

Старик снова покачал головой:

— Мне вспомнилась одна любопытная история, которую рассказывал мне отец лет сто тому назад. О лани, которая подружилась с лесным кудесником. Она спасла ему жизнь, когда он, по неосторожности или выпив чего-нибудь неподходящего, свалился с берега в речку. В благодарность за это кудесник научил ее, как превращаться в принцессу.

— Вот оно что! — Придворный Историк насторожился. — Так ты думаешь, наша загадочная гостья, может быть, вовсе не принцесса, а…

— И однажды, — невозмутимо продолжал Токко, — некий отважный охотник, неутомимый в преследовании дичи, загнал эту лань в ущелье, откуда не было выхода, и ей, прижатой к скале, ничего не оставалось, как только превратиться в девицу-красавицу. Охотник. разумеется, опешил и, повернув коня, помчался прочь, будто за ним гналась нечистая сила. А лань о образе принцессы поспешила в пещеру кудесника и спросила, нельзя ил ей теперь навсегда остаться девушкой? Кудесник по дружбе позволил ей остаться в новом обличье, но лишь до тех пор, пока ее три раза не разлюбят. Тогда — делать нечего, придется ей снова стать ланью, и уже навсегда.

Первым в нее влюбился поэт, вторым — менестрель, а третий был рыцарь. Но каждый из них в свой час открывал ее подлинную природу, и любовь его гасла. Ибо кто может любить леди, которая на самом деле — лань?

Токко умолк, и несколько секунд слышно было только тиканье часов да далекие всплески фонтанов.

— А когда ее в третий раз разлюбили? — спросил Историк. — Что случилось тогда?

— Она снова превратилась в лань, и уже навсегда.

Часы внезапно пробили три раза.

— Уверен ли ты, Токко, в том, что говоришь?! — воскликнул Придворный Историк. — И как я расскажу эту историю королю Гемоту, самому гордому из охотников и королей? Прошу тебя, признайся, что твои сомненья сомнительны и что есть хотя бы безнадежная надежда на то, что принцесса настоящая.

— Та лань, о которой говорил мне отец, тоже не могла припомнить ничего, кроме травы и листьев. Совпадение, скажете вы? Увы, я прочел слишком много книг о чарах и колдунах и знаю, что в каждом волшебстве есть своя система…

Они не заметили, что при их беседе присутствовал некто третий. То был Квондо, незаметно прокравшийся в самый дальний угол мастерской. Он закрыл глаза, чтобы их яркий блеск не выдал его, но уши держал на макушке.

Историк нашел безымянную принцессу на скамейке под деревом. В ответ на молчаливый вопрос ее темных глаз он отвел взор и шумно вздохнул.

— Ничего не понятно. Что-то старик темнит: мол, ни то ни се, если бы да кабы…

Придворный Историк пожал плечами и, низко поклонившись принцессе, отбыл в прескверном настроении.

Обед прошел скучно. Таинственная дева почти ничего не ела — только пощипала немного салата. Аграмур и Бузон беспокойно ерзали на стульях и что-то ворчали себе под нос. Милон нежно поглядывал на принцессу и замирал всякий раз, когда она поднимала глаза от тарелки и останавливала на нем свой темный, задумчивый взгляд. Карлик Квондо внимательно следил за ними из угла, не упуская ничего.

— Плоховато у вас с аппетитом, дорогая леди, — заметил король Гемот.— Видно, придется мне посоветоваться с моим Придворным Ловчим… то есть с Лекарем, — поспешно поправился он.

Милон бросил на отца сердитый взгляд, и король, чтобы скрыть смущение, напустился на Чародея, который неожиданно явился в густом облаке дыма.

— Я, кажется, запретил тебе появляться таким образом в пиршественном зале! — рявкнул он. — Этот дым портит аромат моего вина.

— Я не нарочно, — пробормотал Чародей.

— Входи нормально, как человек. Сколько можно говорить! — продолжал кипятиться король.

— Да, Ваше Величество, — поклонился Чародей и, достав из кармана серебряные шарики, стал жонглировать ими с обиженным видом.

Но король уже не мог остановиться:

—Видите ли, без грома и молнии он уже и войти не может! Весь замок провонял дымом! Надоели мне его жалкие фокусы. Лесные кудесники знают в сто раз больше, чем этот шут, хотя он и окончил самую дорогую школу волшебства. Верно говорят: колдовству, как и верховой езде, нельзя научиться. Это либо даетсяс рождения, либо совсем не дается.

Гемот осушил кубок вина, вытер усы и встал из-за стола.

— Если я не излечу безымянную принцессу, — ворчал он, проходя по залам дворца и взбираясь по винтовой лестнице, — если я не излечу ее, клянусь, выброшу корону на помойку и пойду в поварята!

У двери придворного лекаря он остановился и прислушался. Лекарь лежал в постели, то издавая жалостные стоны, то подбадривая себя утешительными словами:

— Мне уже не подняться, нет… — Ничего, потерпи немного! Розы еще вернутся на эти щеки!.. — О нет, они никогда не вернутся… — Вернутся, как миленькие!.. — Нет, не вернутся… — Вернутся, куда они денутся!

Король вошел в комнату и сочувственно помолчал. Придворный Лекарь вынул градусник из-под мышки и стряхнул его, даже не поглядев.

Как врач, я обязан измерять температуру больного каждые три часа, — сказал он. — Но как больной, я не должен ее знать, чтобы не расстраиваться.

— Я пришел поговорить с тобой как с врачом, а не как с больным, — сказал король.

—Я не в силах исцелить даже самого себя, — ответил тот скорбным голосом. — Ну, успокойся, дорогой, — бодро добавил он, обращаясь сам к себе. — Мы не должны терять веру в медицину.

Король вздохнул и отошел к окну. Он посмотрел во двор, подергал себя за ус и, собравшись с духом, рассказал Придворному Лекарю о злополучной охоте и последовавших за ней неприятностях.

— Может быть, принцесса упала с лошади, — предположил Лекарь. — Или выпила какого-нибудь одуряющего зелья…

— Что-то на ней не заметно ни синяков, ни шишек, — возразил король. — Да и язык не заплетается.

—М-да, — задумчиво протянул Придворный Лекарь. — Случай необычный. Как только я встану с постели — если только когда-нибудь встану, в чем я сильно сомневаюсь… Не знаю, вернутся ль вновь розы на эти щеки…

Он опять закручинился, но тут же тряхнул головой и воскликнул:

— Стыдись! Ты не должен так думать! Мы еще с тобой споем и спляшем! Или не спляшем?

— Не знаю, — растерялся король. Он ошарашено поглядел на несчастного больного и, тяжело вздохнув, покинул комнату Придворного Лекаря.

Когда король Гемот вошел в восточные покои дворца, уже смеркалось. Придворный Историк все так же сидел на ковре у ног принцессы и бубнил имена королей по «Книге владык».

— «Пипси, Пепси, Папси»! — передразнил Гемот. — Довольно! Пусть принцесса безымянная — и так ясно как день, что она королевской крови. Я решу задачу по-королевски, без всяких этих тру-ля-ля и тра-ля-ля! Торжественно объявляю и постановляю, что завтра же принцесса назначит опасные испытания для принцев, и тот, кто первым справится с задачей, получит ее в жены. Свадьба — наилучшее средство, чтобы привести девицу в чувство.

Принцесса подумала о Милоне, и глаза ее заблестели, но снова затуманились при мысли об Аграмуре и приняли испуганное выражение, когда она вспомнила о Бузоне.

— Повторяю, — сказал король Гемот. — Завтра, едва солнце достигнет зенита, принцесса назначит испытание каждому из принцев. Решено и подписано, — рявкнул он и направился к выходу.

Придворный Историк попытался было задержать короля.

— Но Токко говорил… — начал он дрожащим голосом.

— Что там еще мог говорить Токко!— проревел Гемот. — Он не может отличить луны от гнилушки. Он даже солнечные часы умудряется поставить в тень. Не желаю слушать бредни старого осла!

И король вышел из комнаты, хлопнув дверью с такой силой, что толстые книги на полу раскрылись и затрепетали под порывом сквозняка.

На следующий день принцесса, сидя на золотом кресле в парадном зале дворца, объявила принцам, какие испытания она им назначила.

— Вы, Аграмур, должны убить Свирепого Вепря Будонова бора. Привезите мне его золотые клыки, и я буду вашей женой.

— Тысячи рыцарей погибли, сражаясь со Свирепым Вепрем! — воскликнул Аграмур.

— Да, уж это будет потрудней, чем гоняться за Белой Ланью, — сказала принцесса.

Аграмур поклонился, поцеловал ей руку, и через несколько секунд раздался топот коня, уносящего всадника со двора.

— Вам, принц Бузон, я назначаю сразить Семиголового Дракона из Драгора, охраняющего Священный Меч Муралов. Привезите мне этот меч, и я буду принадлежать вам.

— Тысячи рыцарей сложили головы, пытаясь победить Семиголового Дракона из Драгора! — воскликнул Бузон.

— Да, уж это будет потрудней, чем гоняться за Белой Ланью, — сказала принцесса.

Бузон поклонился, поцеловал руку принцессе, и через несколько секунд раздался топот коня, уносящего второго всадника.

— А вам, принц Милон, я повелеваю победить жуткое чудище Мок-Мок, которое сторожит Шардонский сад в десяти милях от замка, и принести мне сто грустных груш из этого сада.

Король Гемот удивленно откинулся на спинку трона.

— Мок-Мок? — удивился он. — Но ведь это пугало из глины и досок, которое соорудил мой прапрадедушка, чтобы жар-птицы не склевали его любимые груши!

— Тысячи мальчишек вырезали свои имена на боках этого жуткого чудища Мок-Мок! — воскликнул принц Милон.

— Да, уж это будет полегче, чем гоняться за Белой Ланью, — загадочно произнесла принцесса.

Милон поклонился, поцеловал руку принцессе, и через несколько секунд раздался топот коня, уносящего третьего всадника.

Принцесса встала, сделала реверанс королю и удалилась. А король Гемот еще долго ходил взад-вперед по залу, задумчиво пощелкивая ногтем по висящим на стене щитам и прислушиваясь к их звону.

— Обаятельная девица, разрази меня гром! — сказал он наконец. — И все-таки я чувствую порой, что она смотрит на меня с каким-то испугом, как лань из-за кустов.

Придворный Историк многозначительно кашлянул.

— Так о чем бишь ты рассказывал, Токко? — вспомнил король.

— О, это жутчайшая история! — начал историк. — Неприятная и невероятная, ужасная и неясная, смутная и шалопутная. Много верного, но много и недостоверного. Одним словом, что в ней правда, что в ней ложь, нипочем не разберешь.

— Хватит, хватит крутить. У меня боль в темени и нет времени на эти намеки и экивоки. Ближе к делу!

— Расскажу, как сумею, — сказал Придворный Историк.

И он слово в слово пересказал королю все, что услышал от Токко.

Слушая его, король то бледнел, то багровел…

— Кошмар! — наконец воскликнут он. — Не дай Бог, если наша лань окажется того же сорта.

— У всякого волшебства, говорит Токко, есть своя система. По одному случаю можно судить о многих других. Если никто до сих пор не украл «Всеобщую историю колдовства», составленную еще при вашем прадедушке, я объясню вам, что имею в виду.

Король хлопнул в ладоши.

— Принести из Королевской библиотеки «Всеобщую историю колдовства»!

— Чтобы вынести из Королевской библиотеки книгу особого хранения, необходимо заполнить особое требование, — напомнил Придворный Историк.

— Вздор! —прорычал король. — Чтобы я стал заполнять какие-то никчемные бумажонки? Когда мне нужна книга, я иду и беру книгу! А ну делайте, что сказал! — гаркнул он на слуг.

Через несколько минут четверо слуг внесли в зал «Всеобщую историю колдовства» — том невероятного размера и толщины, — и положили ее на пол.

Придворный Историк, сопя и чихая, стал перелистывать пыльные страницы.

— На слово «ЛАНЬ» ничего нет.

— Посмотри на какую-нибудь другую букву.

— На какую, например?

— На «П»: потеря памяти у девиц.

Но и на букву «П» ничего не было: ни слова «ПОТЕРЯ», ни слова «ПАМЯТЬ».

Король занервничал.

— Держу дармоедов, — прорычал он. — Листай дальше!

Историк еще лихорадочней зашуршал страницами. Вдруг он вздрогнул и стукнул себя кулаком в лоб:

— Понял! Надо смотреть на букву «Д» — «ДЕВИЦЫ: потеря памяти у», то есть потеря памяти у девиц. Есть! Есть история лани, превращенной кудесником в принцессу.

— Почему? — спросил король.

— Тому есть пункты. Во-первых, потому, что она спасла жизнь этому кудеснику. Во-вторых, для того, чтобы одурачить охотников.

— Свинство какое! — возмутился король. — От этих волшебников просто житья не стало. И поохотиться спокойно не дадут. Того и гляди, вместо тетерки подстрелишь чью-нибудь тетю.

— Далее следуют примеры, — продолжал Придворный Историк. — Во всех девяти случаях совпадают две основные детали. Во-первых, будучи загнанной в узкое ущелье, лань превращалась в прекрасную принцессу с черными глазами.

— Ну, точно! — ахнул король.

— Во-вторых, девица не знает своего имени. Она помнит только траву и листья, и больше ничего.

— Ох-ох-ох, — простонал король и тяжело опустился в кресло.

— Но самое главное дальше. — Придворный Историк поднял вверх указательный палец. — У всех этих мнимых женщин, у всех этих псевдодевиц и призрачных принцесс, есть одно общее свойство.

— Какое же? — прохрипел Гемот.

— «Коль будет любовь к ней мужская верна, останется вечно принцессой она. — Историк сделал многозначительную паузу и закончил: —Но если три раза отвергнута будет, несчастною ланью вовеки пребудет».

— Ужас какой! — воскликнул король Гемот. — Мой сын женится на дикой лани!

Вдруг он фыркнул и расхохотался:

— Представляю себе картину: просыпается Аграмур утром и видит рядом с собой на подушке мохнатую морду с коровьими ноздрями. Вот так подарочек! А может, это будет Бузон, любитель жаркого из оленины! — Короля еще пуще затрясло от смеха. — Или Милон, наш мечтательный певец, обнаружит вдруг, что завоевал копыто и сердце самой резвой лани на всем белом свете!

Насмеявшись вволю, король задумался:

— Как же быть? Может, издать указ в отмену прежнего указа о женитьбе?

Придворный Историк покачал головой:

— Это было бы не по-королевски, Ваше Величество. Не соответствовало бы, так сказать, вашей широте и размаху.

— Так что же по-королевски?

— Не торопить событий. Будущее покажет. История рассудит. Может быть, как-нибудь и обойдется…

— «Обойдется, обойдется!» — передразнил король. — Только и умеете, что надеяться на Царя Небесного. Прямо не знаю, что хуже — кудесники или бездельники!

И он вышел, хлопнул дверью с такой силой, что у Придворного Историка все мысли как ветром сдуло.