Григорий Кружков

Что приключилось с принцем Аграмуром

Дорога, которую выбрал принц Аграмур, постепенно перешла в извилистую тропу, петляла, петляла и завела в какую-то глухомань. Перекрученные, переверченные деревья в узловатых наростах застыли, как танцоры в причудливых позах. От липкой, тягучей смолы, сочившейся сквозь трещины стволов, шла сладкая, тошная одурь. Она накатывала волнами и странно кружила голову. «Не нравится мне эта сладкая тошная одурь, — подумал Аграмур. — Как-то подозрительно она накатывает волнами и чересчур странно кружит голову. Неспроста это».

Голубоватый мохнатый туман просачивался сквозь заросли, свиваясь в кольца кружки и спирали. «Ох, не по нутру мне этот голубоватый мохнатый туман. — Принц Аграмур закусил губу. — Пороховатый призрак».

— Ага, какой-то тентяй тропает между вьелок, — раздался чей-то ехидный противный голос. — А я тут сижу на разветке.

Аграмур поднял голову и увидел на дереве маленького лысого крепыша.

— Или уж на развилке, или на ветке — одно из двух, — заметил принц.

— А почему не одно из мух или вино из трех? — откликнулся человечек.

— Или вовсе ни то ни се — ни колесо, ни телега? — Он пожевал губами и пожаловался: — С утра во рту не было ни окрошки.

— Ты хочешь сказать, ни кружки?

— Ни кукушки! — Человечек сердито надулся. — Сижу тут между вьелок. А какой-то тентяй притропывает и трепы заводит.

— Да никто тебя не заводит. Ты сам завелся, как часы с кукушкой! Скакал бы лучше, сколько бремени.

— Одно из мух: или без пятна шерсть, или уж лавина мятого. И полпорции второго, — добавил он, подумав.

— У тебя в голове сплошной винегрет, — сказал Аграмур.

— Ну вот, сперва аппетит разжижают, а потом тебя же и винегретят.

— Ты хочешь сказать, сперва разжигают, а потом винят?

— Учить меня вздумал! Кто тут на разветке — ты или я? Сидишь на своей раскоряке и не кукарякай!

— Ну кукарекай, — поправил Аграмур.

— Спрыгнул бы сейчас да вздул тебя хорошенько, — раскипятился лысый человечек. — Жаль, нельзя с разветки слезать.

Аграмур рассмеялся.

— Смейся, смейся над человеком, у которого не все дома!

— Почему же у тебя не все дома?

— Потому что все тута, на разветке. А ну лезь сюда, поговорим!

— Не могу, я верхом.

— Это я верхом, а ты так, по верхам. Я верховод, а ты верхогляд. Мне водить — тебе прятаться. — Он закрыл глаза руками, оставив щелку между пальцами для подглядывания. — Считаю до крох: батон, полбатона, краюшка, горбушка…

Аграмур пожал плечами и пришпорил коня.

От вьелок, сочащихся липкой, тягучей смолой, волнами наплывала сладкая, тошная одурь, какие-то хворобьи в кустарнице чирикали как оглашенные: «Чик-заскочик, чик-заскочик!» Но принц зажал нос рукой, крепко зажмурился — и через несколько минут добрый конь вынес его из Перекрученного-переверченного леса на солнечную опушку, и глазам его предстала сияющая долина Эйфория.

Воздух здесь искрился и сверкал, как увеличительное стекло, и поэтому три незнакомца, приблизившиеся к принцу Аграмуру, казались выше ростом, чем были на самом деле. Они улыбались и кланялись принцу, кланялись и умильно улыбались. У каждого в руке была маска, в точности повторявшая его собственное лицо. Но у первого маска была хмурая, у второго — печальная, а у третьего — плаксивая. Первый человек хихикнул, второй подхихикнул, третий хохотнул.

Тогда первый снова поклонился и заговорил:

— Мы надеваем эти маски, когда кушаем овсяную кашу.

— А так как мы никогда не кушаем овсяной каши… — прибавил второй…

— То мы не ведаем печали, — докончил третий. — Меня зовут Мурмур, с вашего позволения. А это Бурбур и Журжур.

— Меня зовут Аграмур, — представился принц.

— Прелестное имя, — одобрил Мурмур.

— Очаровательное имя, — согласился Бурбур.

— Просто потрясающее имя, — горячо поддержал Журжур. — Вот бы мне такое!

Тут они переглянулись («Три, четыре», — сказал Мурмур) — и вдруг выпалили хором:

— Добро пожаловать в Эйфорию, в нашу прекраснейшую в мире страну, о величайший из принцев!

— Да вы меня совсем не знаете, — удивился Аграмур.

— Мы прекрасно вас знаем, — сказал Мурмур.

— Замечательно знаем, — подхватил Бурбур.

— Просто великолепно знаем, — подтвердил Журжур.

Аграмур нахмурился.

— Я ищу дорогу в Будонов бор, обиталище Свирепого Вепря. Мне надо спешить, нельзя терять ни минуты.

— Будонов бор далеко, туда и за день не доедешь, — сказал Мурмур.

— И за месяц не до едешь, — уточнил Бурбур.

— За год не доберешься, — успокоил Журжур. — Этот Будонов бор — очаровательное местечко.

— Прелестное местечко, — подтвердил Бурбур.

— Просто потрясающее, — добавил Мурмур.

— А как же опасности и чудовища? — забеспокоился Аграмур. — А Свирепый Вепрь?

— Опасностей никаких нет, — хихикнул Мурмур.

— Чудовища тебе приснились, — подхихикнул Бурбур.

— А Свирепый Вепрь хоть и свинтус, но, в общем, миляга, — хохотнул Журжур.

Все трое дружно рассмеялись, а потом так же дружно разрыдались.

— Скажите же наконец, как мне проехать в Будонов бор? — потребовал Аграмур.

Смех и рыдания разом смолкли.

— Скачи себе прямо, — сказал Мурмур, — пока не выйдешь на дорожку.

— Потом проедешь по Нарошку, — подхватил Бурбур.

— А там свернешь на Угад, — добавил Журжур и загоготал, схватившись за живот.

Аграмур пришпорил коня и, оставив за спиной смешливую троицу, поскакал вперед по веселой долине Эйфории. Он выбрался на дорожку, проехал по Нарошку — узкому, заросшему бузиной оврагу, и свернул на Угад — высокую гору с раздвоенной вершиной, маячившую вдали.

Старик, доивший козу у подножия горы, помахал всаднику рукой и прокричал вслед:

— Лови мгновенье, дорогой! Лови мгновенье!

Здесь кончалась долина Эйфория и начиналась земля незнаемая.

Путь сделался ухабистым и тряским, дикие селезни зловеще крякали в небе, и гигантские колючки, падая с вредоносных деревьев, втыкались остриями в землю, как отточенные стрелы. Темные тучи сгустились над головой Аграмура. С севера налетела метель, и ледяной град забарабанил по земле. Жуткие смерчи, похожие на пляшущих джиннов, пронеслись по долине. Казалось, кто-то спустил с цепи все ураганы и штормы, все циклоны и муссоны. Вековые деревья с оглушительным треском валились за спиной всадника. Зияющие пропасти разверзали перед ним свои гигантские пасти. Но Аграмур перемахивал через них на всем скаку и мчался дальше. Молнии вспыхивали над его головой, стена огня и дыма настигала его, треща и завывая. Но принц Аграмур ускакал от лесного пожара, спасся от вулкана и ускользнул от наводнения, распевая при этом богатырские песни.

Наконец он достиг Будонова бора — обиталища Свирепого Вепря. Здесь принц соскочил с коня, взял копье наперевес и стал осторожно прокрадываться. Вскоре он услышал ужасные звуки, похожие на чей-то исполинский храп. Это и был исполинский храп. Принц еще крепче сжал в руке копье и насторожился.

На поляне, под огромным деревом, спал Свирепый Вепрь. Вообще-то он никогда не смыкал глаз, разве что на полминуточки, да и то раз в сто лет. Но Аграмуру повезло: он подъехал в самый подходящий момент.

Почуяв опасность, Вепрь выскочил и ощетинился. Но было поздно. Аграмур нанес такой меткий удар, что зверь подпрыгнул и свалился замертво — да так сильно ударился о землю, что закопался по шею.

Принц нагнулся и вырвал из пасти Вепря клыки, которые отломились легко, как сосульки. Через минуту он уже скакал обратно сквозь зловещую чащу. Огромные камни, величиной с бычью голову, падали на тропу с зазубренных утесов, птицы Зумзум тучами носились над головой Аграмура, щелкая, как ножницами, стальными клювами, но принц и его верный конь быстрыми изворотливыми маневрами уклонились от опасных камней, ловко ускользнули от хищных клювов и вскоре выехали на открытое место, откуда начиналась дорога, ведущая обратно к замку короля Гемота.