Что приключилось с принцем Милоном
Дорога, по которой поехал принц Милон, была ровной и гладкой, как в сказке; солнышко светило, птички чирикали, ветерок повевал да петушок вдали кукарекал.
Лишь однажды налетела на принца метель из бумажных снежинок, а в другой раз волк на опушке завыл, задрав морду, да и тот был в ошейнике, если приглядеться.
Ехал принц и горько сокрушался, что подвиг ему назначен не по силе его и не по доблести:
— Любой мальчишка может нарвать груш в Шардорском саду. Любой дурак может одолеть Мок-Мока — деревянное пугало на глиняных ногах.
Нет, вы мне назначьте настоящий подвиг — трудную загадку, непосильную задачу, схватку с доблестным рыцарем…
Едва он произнес эти слова, как вдруг услышал чей-то жалобный хриплый голос, идущий непонятно откуда:
— Выручи меня, Милон, будет тебе и трудная загадка, и непосильная задача, и схватка с доблестным рыцарем.
Поднял голову Милон и увидел ведьму, застрявшую в ветвях огромного корявого вяза. Она висела, зацепившись юбками за сук, и беспомощно болтала в воздухе руками и ногами — как паучок на нитке.
Принц соскочил с коня, забрался на дерево и спустил старушку на землю.
— Вот летела, зацепилась, да еще метла куда-то запропастилась. Ох ты, горюшко-горе! — причитала ведьма.
Принц огляделся и заметил неподалеку заросли высокой травы, что в народе зовется «ведьмиными метелками». Смекнул он, что туда, должно быть и угодило старухино имущество, полез в бурьян, пошарил, поискал хорошенько — и впрямь, вот она, настоящая ведьмина метелка. То-то обрадовалась ведьма!
— За твою доброту, Милонушка, — сказала она, садясь верхом на метлу, — будет тебе и трудная задача, и схватка с доблестным рыцарем.
Ведьма покружилась над принцем, помахала ему ногой на прощанье и, громко захохотав, исчезла.
А Милон поехал дальше по своей ровной да гладкой дорожке и вскоре наткнулся на каменного Сфинкса — льва с женской головой, лежащего при дороге.
— Загадай мне загадку, Сфинкс, — сказал Милон.
Каменный Сфинкс уставился прямо перед собой невидящим взглядом и, не разжимая губ, произнес:
Отчего плывет туман?
Почему бежит баран?
Что на дне допитой кружки?
Как зовут супруга мушки?
Милон ответил не моргнув глазом:
От реки плывет туман,
По траве бежит баран,
Круг на дне допитой кружки,
Муж — зовут супруга мушки.
И поехал себе дальше, но потом обернулся и спросил:
— Что же было трудного в твоей загадке?
— Трудно было сказать ее, не разжимая губ.
Пожал плечами Милон и поехал дальше.
Вот приехал он к Саду грустных груш, смотрит: чудище Мок-Мок совсем развалилось — лежит на боку посередине сада, глиняные ноги раскрошились, голова отломилась. А вокруг грушевые деревья, плоды на них как налитые — желтые да спелые. Каждая ветка ими увешана.
Потянулся Милон за грушей, а ветка отпрянула от его руки и взлетела вверх — не достать. Он за другой веткой потянулся — то же самое. Рассердился Милон, хотел палкой сбить груши с дерева, но ветка и от брошенной палки ловко увернулась: опять не досталось принцу ничего.
Разъярился он, обхватил грушевый ствол своими богатырскими руками и стал трясти что было сил. И тут — вот так невидаль! — слетели плоды с дерева, но не упали, а на соседнюю грушу перелетели и повисли там, как желтенькие попугайчики, вниз головами.
— Что за чудеса! — воскликнул принц Милон, и тут перед ним, как из-под земли, предстал бородатый карлик в красном колпачке.
— Ничего у тебя не выйдет, Милон, — сказал карлик и покачал головой.
— Неужели же нет какого-нибудь колдовского, волшебного способа достать эти груши? — спросил принц.
— Есть, — отвечал карлик, — и я тебе его открою. Сосчитай до ста тысяч, и сто груш сами попадут тебе в руки.
— Ох, не скорое это дело — сосчитать до ста тысяч…
— Скоро только сказка сказывается. Не ленись, Милон. Раньше начнешь — раньше кончишь.
— Ну ладно, — согласился принц. — Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… А не бросит ли читатель книгу, пока я буду считать? Восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать.
Карлик снял колпачок и почесал затылок.
— Не бросит, пожалуй, если мы будем интересные разговоры разговаривать.
— Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать… Какие же разговоры? Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать…
— Задавай мне вопросы, а я буду отвечать.
— Девятнадцать, двадцать, двадцать один… Хорошо. Почему эти груши такие грустные? Двадцать два, двадцать три…
— Они такие грустные, оттого что вкусные. Знают, что их съедят.
— Кто же их съест, двадцать четыре, двадцать пять, раз они такие перелетные? Двадцать шесть, двадцать семь…
— А вот гляди.
Посмотрел Милон и видит: появились в небе две жар-птицы и бросились, разинув клювы, вниз, на спелую ветку. Стайка груш вспорхнула и помчалась наутек, да где там! — жар-птицы догнали их и проглотили на лету, как мошек.
— Ну и ну, двадцать восемь, двадцать девять, тридцать! — удивился принц.
— А все потому, — объяснил карлик, — что груши очень вкусные. Без косточек, и тают во рту. А иные тают даже прежде, чем донесешь до рта.
— Тридцать один! — воскликнул принц. — Как же я их принцессе довезу, если они такие нежные?
— На то есть корзиночка, на то есть оберточки! Каждую грушу завернешь отдельно и положишь аккуратно. Вот тебе целая стопочка оберток. Видишь, на каждой рисуночек и надпись: «БУМАГА ДЛЯ ОБЕРТЫВАНИЯ ГРУСТНЫХ ГРУШ. ДЛЯ ВЕСЕЛЫХ НЕ УПОТРЕБЛЯТЬ».
— Тридцать два, тридцать три, тридцать четыре… Вот оно что! Спасибо тебе, добрый карлик! Тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь…
— Ну вот и ладненько. Ты считай, а я маленечко посплю.
Постелил себе карлик под голову колпачок, прилег на кочку и заснул.
А принц досчитал до тысячи, и первая груша упала с дерева. Едва Милон успел поймать ее в свой бархатный берет. Досчитал до двух тысяч — и вторая груша упала. А время шло, и день стал клониться к вечеру. Забеспокоился Милон и стал будить карлика.
— Эй, проснись! Две тысячи сто двенадцать, две тысячи сто тринадцать… Подскажи, что мне делать, мудрый карлик. Если я буду и дальше считать с такой скоростью, братья Аграмур и Бузон опередят меня и первыми вернутся к принцессе!
— Горе мне с вами, рыцарями! — зевнул карлик и сел. — Не можете решить простую логическую задачу. Когда упала первая груша?
— Когда я сказал «тысяча».
— А когда упала вторая?
— Когда я сказал «две тысячи».
— Так кто же велит считать по единичке, когда можно сразу по тысяче?
— Понял! — вскричал Милон. — Одна тысяча, две тысячи, три тысячи, четыре тысячи, — начал считать он, и при каждом счете груша падала к нему в берет. Карлик заворачивал каждую грушу в бумажку и укладывал в корзинку. И так у них пошло дело, что в пять минут управились.
Милон поймал последнюю грушу, обернулся поблагодарить карлика, а того и след простыл. Вместо него перед принцем стоял рыцарь в черных доспехах и в шлеме с опущенным забралом, высокий и могучий.
— Кто ты и чего хочешь, благородный рыцарь? — спросил Милон. И голос из-под шлема прогремел:
— Я Гордый Рыцарь Грустных Груш
Сразись со мною, храбрый муж!
Тебе с добычей не уйти.
Верни ее — иль защити!
Принц отставил корзину в сторону и вынул из ножен свой меч.
— Привет тебе, Гордый Рыцарь! Меня зовут принц Милон. Хоть ты и облечен в броню, а я без доспехов, тебе не одолеть меня.
— Пятьдесят рыцарей сражались со мною на этом месте, подумай хорошенько. На моей стороне колдовство, — предупредил рыцарь в черном.
— А на моей — баловство, — ответил принц Милон, изготовившись к бою.
— Ха-ха-ха! — прогрохотал Гордый Рыцарь.
Он высоко занес меч и с такой силой обрушил его на противника, что, конечно, разрубил бы принца надвое, если бы тот вовремя не увернулся. Милон нанес ответный удар и снова отскочил в сторону, уклоняясь от нового мощного удара черного рыцаря. Так рубились они час или больше. В какой-то момент Милон заметил брешь в доспехах своего противника, открывавшуюся при сильном замахе, и стал нацеливать в нее колющие удары — правда, сперва безуспешно.
Но постепенно Гордый Рыцарь начал уставать. Дыхание его становилось все прерывистей, движения замедленней. И вот, когда он в очередной раз занес свой меч, чтобы обрушить его на голову Милона, принц изловчился, с быстротой молнии сделал выпад и поразил противника в незащищенное место.
Огромная фигура, закованная в черные доспехи, покачнулась, меч выпал из рук рыцаря, а сам он с грохотом упал в траву. Шлем при падении отстегнулся и покатился по траве, и принц наконец увидел лицо своего противника. С ужасом и удивлением обнаружил принц, что сражался с седым стариком.
— Ни за что на свете не стал бы я биться с таким пожилым рыцарем, если бы только знал! — воскликнул Милон.
— Но ты не знал, — отвечал старый рыцарь, тяжело дыша. — Ты сражался с могучим воином в черных доспехах, вот и все. Ты не ведал ни сути этого колдовства, ни его тайной причины.
— Я хотел бы узнать об этом, — признался принц Милон, — но сперва я должен растегнуть ваши доспехи, чтобы перевязать рану.
— Не тревожься об этой ране, она заживет до завтра. Зато моя другая рана не исцелится никогда, — вздохнул старик. — Выслушай мой рассказ. Пятьдесят лет назад я сражался на турнире за честь прекрасной дамы и победил всех противников. Я склонил свое копье и преклонил колено у ее ног, вопрошая, какой новый подвиг она соизволит мне назначить. Красавица томно взглянула на меня и сказала, что ей бы хотелось теперь скушать сладкую грушу. «Победите чудовище Мок-Мока и принесите мне грушу, одновременно грустную и сладкую», — таков был ее наказ. Облеченный в броню гордыни, я прибыл сюда сразиться со страшным Мок-Моком и обнаружил, что это всего-навсего огородное пугало из досок и глины. «Она смеется надо мной! — подумал я. — Я, великий рыцарь, дожен носить для дамы фрукты, как простой садовник. Сегодня ей нужны груши, завтра она потребует от меня огурцы или свеклу. Вот куда заводит любовь — она делает из мужчины посмешище!» Увы, я еще не знал тогда, о благородный принц, что истинный подвиг не в том, чтобы махать мечом и рваться навстречу неведомым опасностям, — а в том, чтобы сберечь и сохранить завоеванную любовь. Я не знал этого и жестоко наказан. С тех пор моя судьба — каждую весну, в мае, сражаться и быть побеженным любовью, которую я когда-то кичливо отверг. И так — до самой моей смерти.
— И что же, — спросил принц Милон, помолчав немного, — другой рыцарь явился к вашей даме и завоевал ее руку и сердце?
Старик содрогнулся, горестно прозвенев своими железными латами.
— Она отказала всем других женихам. Затворившись в высокой башне, целые дни она проводила в одиночестве, беседуя лишь с котами и совами, то и дело поглядывая из окна на дорогу и заливаясь слезами. Она ждал меня, но я в это время скитался на чужбине. От слез, от ветра и от бессонниц голос е сделался хриплым и диким. Мало-помалу она научилась колдовать — может быть, только назло судьбе и мне. В конце концов она сварила какое-то мерзкое зелье из мышей и гадюк, руты и шалфея и произнесла над ним зловещее заклинание:
Пусть Мощь — его броня,
Но Гордость — брешь в броне.
Не будет никогда
Он защищен вполне.
Она стала ведьмой, моя возлюбленная, а я — Гордым Рыцарем Грустных Груш, хранителем Сада и злосчастным соперником счастливых влюбленных!
Старик моргнул и смахнул слезу железной перчаткой, оцарапав себе щеку.
— Скачи дальше, принц, и крепко храни свои груши!
Милон молча выслушал речь старика.
— А все-таки она назвала тебя доблестным рыцарем, — попытался он найти слова утешения. — И брешь в броне наколдовала не самую опасную.
Гордый Рыцарь глухо простонал, махнул рукой и, горестно гремя доспехами, скрылся между деревьями.
А принц Милон подхватил корзину с грустными грушами, вскочил на коня и поскакал обратно к замку своего отца, короля Гемота.