Как Джимми Молоток снялся с места и отправился в страну Рутабага
Джимми Молоток жил в доме, где все шло по-заведенному.
— Каждый день одно и то же, — говорил Джимми Молоток. — Труба сидит на крыше и выпускает дым. Окна то открываются, то закрываются. Ступеньки ведут или вверх, или вниз. И так каждый день!
И тогда он решил, что если у него будут дети, вопреки всем правилам, они сами дадут себе имена. Кто что первый скажет, когда научится разговаривать, то и будет его именем. Поэтому первого мальчика назвали Дай, а если полностью — Дай Молоток. А девочку, когда в доме родилась девочка, назвали Ненада; а если полностью — Ненада Молоток. В глазах у обоих детей гуляли лесные тени, а на макушках сиял мягкий золотой свет, какой бывает ранним утром над лугом. И они все время то открывали, то закрывали окна и двери и бегали по ступенькам то вверх, то вниз. Больше детей у Джимми Молотка не родилось, но он был горд и тем, что есть. «Два ребенка — это очень хорошо, — говорил он. — Больше мне не надо».
Между тем Дай и Ненада подрастали, ноги у них вытягивались, и руки вытягивались, и даже уши постепенно становились длиннее. И они уже повторяли вслед за отцом:
— Каждый день одно и то же. Труба сидит на крыше и выпускает дым. Окна то открываются, то закрываются. Ступеньки ведут или вверх, или вниз. И так каждый день!
Чем больше они вырастали, тем больше задавали вопросов. Не только «Почему?», «Когда?» и «Куда?», но и «Сколько можно сидеть на одном месте?».
И тогда их отец Джимми Молоток, мужчина крутой и крепкий, хлопнул ладонью по столу и сказал:
— Ну в самом деле, сколько можно сидеть на одном месте?
Они продали все, что у них было: свой сад и поросят, тяпки и тряпки, полки и горшки, оставили себе только заплечные мешки и еще немного самых необходимых вещичек. Соседи увидели, что Джимми Молоток продал все, что у него было, и стали толковать промеж себя: «Они едут в Канзас, они собрались в Монтану, в Читанугу, в Каламазу, в Кампакки, на Камчатку, на остров Нитамнитут». А один подозрительный старичок с прижмуренными глазками и варежкой на носу захихикал в кулачок и сказал: «Они летят на Луну. Но и там окажется все то же самое, все то же самое».
А Джимми Молоток сунул деньги, которые он получил за сад и поросят, тяпки и тряпки, полки и горшки, в свой вещевой мешок, закинул его за плечо, кликнул своих детей Дая и Ненаду и зашагал к железнодорожной станции. Кассир, как всегда, сидел в своем окошке.
— Вам билет туда-обратно или вам билет только-туда-и-никогда-обратно? — спросил он, прищуриваясь спросонья.
— Нам нужен билет до того места, где рельсы уходят в небо, и еще дальше, до сороковой остановки после самой последней станции.
— Как, уже? В такую рань? В такую даль? — вытаращил глаза кассир. — Хорошо. Я вам продам особый билет. Его к нам вчера занесло ветром. Это длинный узкий билет из желтого картона с голубой молнией по краю и с дырочкой посередке.
Джимми Молоток поблагодарил кассира раз, поблагодарил другой, а вместо третьего раза он просто открыл мешок, выложил перед ним все деньги, которые получил за сад и поросят, тяпки и тряпки, столы и горшки, и уплатил наличными за билет — как раз хватило.
И вот они все трое — Джим Молоток, Дай Молоток и Ненада Молоток — влезли в поезд, показали кондуктору билет и помчались в ту сторону, где рельсы уходят в небо. Они доехали до этого места, но поезд не остановился, он продолжал мчаться дальше, весело постукивая колесами: «Чики-чик! чики-чик! чики-чик!»
Иногда машинист свистел в свисток, иногда кондуктор звенел в свой колокольчик, иногда тормоза шумно пыхтели, выпуская воздух: «Пых-пу-у-ух! пых-пу-у-ух! пых-пу-у-ух!»
А поезд все шел и шел прямо по синему небу. Порой Джимми Молоток вытаскивал свой билет, гладил пальцем голубую молнию, смотрел в дырочку и с гордостью говорил: «Даже король Египта со своими бесчисленными верблюдами, рабами и леопардами не заезжал так далеко!» Однажды случилось происшествие. Они встретили другой поезд, идущий по тем же рельсам, но в противоположном направлении. Они встретились и спокойно разъехались.
— Что это было? — спросили дети.
— Мы проехали над ними, а они под нами, — отвечал отец. — Это страна Не Уступай Дороги. Тут никто никому не уступает пути, а просто проезжает или сверху, или снизу.
После этого они приехали в страну, где росли воздушные шары. Они росли прямо из неба, свешиваясь вниз на таких тонких ниточках, что с непривычки их трудно было заметить. В то лето случился хороший урожай. Все небо было обсыпано воздушными шарами. Каких там только не было! Красные, синие и желтые, белые, розовые и оранжевые, картофельные, персиковые и дынные, пшеничные и ржаные, сосисочные и ветчинные шарики — целыми гроздьями плавали они по небу. Сборщики воздушных шаров расхаживали на высоких ходулях. Ходули были разных размеров: короткие — для сбора шариков возле самой земли и длинные — для тех, что росли высоко-высоко. Маленькие детишки на детских ходулях собирали детские шарики. Если кто-нибудь из малышей срывался с ходуль, никто не падал: воздушные шары поддерживали их в воздухе, пока они снова, оправившись от испуга, не забирались на ходули.
А поезд шел все дальше и дальше, машинист время от времени свистел в свисток, кондуктор звенел в колокольчик, когда ему вздумается, а тормоза иногда шумно пыхтели, выпуская воздух: «Пых-пу-у-ух! пых-пу-у-ух!»
— Следующая остановка — Страна Цирковых Клоунов, — сказал Джимми Молоток сыну и дочери. — Глядите во все глаза.
Дай и Ненада высунули головы в окошко. Они увидели внизу много белых дымящихся печей всех размеров: высоких и низких, широких и узких — для выпекания всевозможных клоунов: длинных и коротких, толстеньких и худых. В нужный момент каждого клоуна вынимали из печки и оставляли остывать на дворе, прислонив к ограде, как большую белую куклу с красными губами. Когда он немного остывал, к нему подходили два человека. Один окатывал его холодной водой из ведра, а второй вставлял ему в рот, прямо между красных губ, шланг от насоса и вдувал в него живость. Тогда клоун протирал глаза, разевал рот и начинал вертеть головой, двигать ушами, дергать пятками, а потом подпрыгивал и выделывал такие сальто-мортале, перевороты, кувырки и флик-фляки, что только опилки летели из-под ног и ладоней.
— Следующая остановка будет Страна Рутабага. Столица ее называется Печенка-С-Луком. Это очень большой город, а вернее сказать, городок, — объявил Джимми Молоток, вынимая свой билет и поглаживая синюю молнию, бегущую по краю желтого поля. Поезд катился все дальше и дальше, но железнодорожный путь как-то вдруг потерял свою прямизну и пошел зигзагом — влево-вправо, влево-вправо, как зубья у пилы. И рельсы пошли зигзагом, и провода на столбах.
— Мы вроде как подъезжаем и снова отъезжаем, — сказала Ненада. — Выгляните из окна и посмотрите, есть ли на поросятах слюнявчики, — велел Джимми Молоток. — Если поросята носят слюнявчики — значит, мы прибыли в Страну Рутабага.
Дай и Ненада тут же высунулись из окна вагона, мчащегося лихим зигзагом, и первый же поросенок, которого они увидели, был в слюнявчике. В слюнявчиках были и все другие поросята, которых они встретили. Причем клетчатые поросята носили слюнявчики в клеточку, ну а поросята в горошек — нечего и говорить — носили слюнявчики в горошек.
— Кто это так здорово устроил? — спросил у отца Дай.
— Об этом позаботились мамы и папы, — отвечал Джим Молоток. — У клетчатых поросят — клетчатые мамы и папы, у полосатых — полосатые. А у свинок в горошек и родители в горошек.
А поезд все шел и шел зигзагом по рельсам, идущим зигзагом, как зубья у пилы, и прибыл наконец в Печенку-С-Луком — самый большой город, а лучше сказать городок, в большой и необъятной Стране Рутабага.
Так что если вы когда-нибудь поедете в эту страну, вы узнаете ее по рельсам, которые пойдут зигзагом, и по маленьким свинкам, которые все до одной носят слюнявчики. Но прежде чем отправиться в путь, вы должны продать все, что у вас есть: сад и поросят, тяпки и тряпки, полки и горшки, положить деньги в мешок и спросить у кассира на станции особый длинный билет из желтого картона, с голубой молнией по краю и с дырочкой посередке. И не удивляйтесь, если кассир вытаращит на вас глаза и скажет: «Как, уже? В такую рань? В такую даль?»