Григорий Кружков

Энтони Хект Anthony Hecht
р. 1923

Прозрачный человек

Как здорово, что вы пришли, мисс Куртис,
Особенно сегодня, в этот праздник,
Когда ко всем другим явились гости
И мне бы не хотелось на себя
Вниманье обращать и выделяться.
Конечно, нынче День Благодаренья,
Все эти матери, мужья и жены,
От полноты сердечной норовят
Мне уделить хоть плитку шоколада
Или шарлотки яблочной кусок.
Но не понять им и не догадаться,
Что мне на самом деле лучше так,
Без близких. Это счастье. Правда, правда.
А что до посещений, у меня
Есть вы по воскресеньям — словно церковь,
Хоть и припахивает лазаретом.
И вы всегда мне книги на тележке
Привозите на выбор. А родные —
Они порой становятся нам в тягость,
Со всей своей заботой. Мой отец
Ко мне не ходит. Просто есть такое,
Что выше всяких сил. И мне так лучше.
Он знает, что меня переживет.
Не правда ль, нужно каменное сердце,
Чтоб, зная это, приходить смотреть,
Как угасает дочь? (Не возражайте —
Ведь это факт.) Он вспоминает маму.
Мы, говорят, похожи. Может быть.
С годами я, наверно, становлюсь
Лицом все больше в мать. Вот и судите.
Ведь для него сейчас терять меня —
Как будто дважды расставаться с нею.
Он мучится, я эти точно знаю,
И каждый день звенит врачу, надеясь
На шанс какой-нибудь или просвет.
Но лейкемия не дает поблажки.
Она похожа на метель, густой,
Слепящий снегопад в начале марта,
Безумство белых кровяных телец,
Плодящихся без удержу, как хлопья
В ненастном небе. Чем их усмирить?
От химии лысеешь — вот и все.
Вид у меня, должно быть, жутковатый.
Ну да не важно. Многое не важно
Мне стало. Даже книгу дочитать
Я не могу теперь себя заставить.
Отчасти из-за слабости, отчасти
Из-за того, что мне неинтересно,
Чем кончится и кончится ли чем.
Мне больше нравится смотреть в окно
На те деревья, что через дорогу.
Пустячное занятье, но оно
Вниманье поглощает без остатка.
Листва сошла с ветвей, и обнажилось
Тончайшее строенье сикомор,
Изящная архитектура буков.
Я много дней смотрела на деревья
И лишь недавно стала понимать,
На что они в отдельности похожи —
На увеличенную многократно
Модель сосудистой системы мозга.
Они стоят, как мощные умы,
Застывшие в безмолвном созерцанье.
Стволы, суки и веточки питают
Полет возвышенных, бессмертных мыслей.
И я решила дать им имена.
Вон, слева, высится великий мозг
Бетховена, а та рябина — Кеплер.
И весь пейзаж стал Пантеоном Славы.
Мне вспомнилась одна подруга детства,
Мэри Бэт Финли. Ей на день рожденья
Родители игрушку подарили
С названием «Прозрачный человек».
Из пластика, с начинкой разноцветной
И сетью жилок — голубых и красных.
Он нас увлек. Усевшись рядом на пол,
Мы вволю нахихикались в ту пору,
Его разглядывая. Для обоих
Остался он единственным мужчиной,
Которого нам довелось познать.
Окончив школу, Мэри очень скоро
Ушла в монашки. Ей, должно быть, тридцать.
Она была меня постарше на год
И выше на четыре дюйма — вот вам
Для зависти девчачьей две причины.
Еще тогда меня в нем поразило
Сплетение волокон мозговых —
Каких-то тонких шелковистых нитей,
Как водоросли или кружева
Бельгийские… Последнюю неделю
Я замечаю, что смотрю не на
Отдельные деревья, а на лес
За ними — безымянный, терпеливый.
И вновь неразрешимая задача
Меня томит. Хоть я не близорука
(По крайней мере раньше не была),
Но перепутанный клубок распутать
Мне не под силу. Если есть порядок
В хаосе этих линий и штрихов,
Мой слабый взор его не различает.
Вот я и думаю, стремясь понять,
Что делать с этой прорвою деталей,
Как ухватить их смысл, не исказив
Картины в целом. Я, конечно, знаю,
Что через месяц грянет снегопад,
По-новому расставит все акценты,
Уравновесит массы крон и неба
И тоненькие ветки утолстит
Пушистым инеем. Тогда березы
Оденут маршальские эполеты,
Украсятся медалями осины
И глаз утешен будет — и обманут.
Покажется: загадка решена
И мир теперь доступен пониманью.
Вот это и опасно. Я надеюсь,
Мисс Куртис, что не очень вас обижу,
Не выбрав ни одной из этих книг.
Спасибо, что пришли и посидели
И выслушали болтовню мою.

Rara Avis In Terris