Григорий Кружков

Сибила Петлевски Sibila Petlevski
р. 1964

Сонеты из цикла «Хореография боли»

Рука и перчатка

Сними свой лук, Амур, окончен день,
Пора и на покой.

Уильям Шекспир

Взгляни на того жокея! Как долго он ел конину
И пил кумыс перед тем, как помчаться вдогон невесте!
И вот он летит, как кролик, толкаемый страхом в спину.
Она чуть придержит повод — и оба прискачут вместе.

Как долго он запрягает, как грубо борозды тянет
По щекам ее лилейным! Как жадно она, как сладко
Высасывает его кости, покручивая на безымянном
Колечко свое! Так дружно, как будто рука с перчаткой.

Созвучно хрупая сено, общаясь над перегородкой,
Мечтают они о полете с надзвездною колесницей.
Он роет землю копытом, боясь расстаться с красоткой,
Чей хвост прохладен, как парус, и гладкая шерсть лоснится.

А завтра: жара, арена, жокея потные ляжки.
И вновь им скакать бок о бок — и сгинуть в одной упряжке.

Натюрморт

Как яблоки Мертвого Моря,
Прах горек…

Джордж Гордон Байрон

Законы природы, увы, существуют. Ньютон
Прав: яблоко падает наземь. И горек вкус праха.
О яблоко ока отцовского, полное страха
И едкого дыма. Сожженный дотла небосклон

Над заревом Мертвого Моря. Я пью, как вино,
Горючие волны, я в память вхожу, как в пучину,
Я тралом обшарю все это огромное дно:
Не бойся, отец, я тебя никогда не покину.

Поверь мне, я вырасту снова. Я буду сильней.
Я больше не стану, как темное древо Содома,
Сгибаться под грузом отравных плодов и ветвей.
Да будет мне каждое утро светло и знакомо,

Как белая роза, которую ты мне на стол
Рождественской ночью тайком положил — и ушел.

Молчанье

Радуга смысла вспыхнула вдруг и погасла,
На высотах Вавилонских — только гуденье простора.
Нежность вербальная в ней наконец-то дошла до оргазма.
И содрогнулась от боли и рухнула Башня раздора.

И онемели уста. Последний свидетель паденья
Пальцами тычет и кажет наследные руны,
Вырезанные на ладони, — меж тем, как деревья
Тщетно руками рвут заржавевшие струны.

Что остается ей? Переводить на молчанье
Гул мировой, убегая соблазнов телесных —
За исключением разве, во имя мерцанья
И отдаленности их, тел небесных, чудесных.

Славная доля! Только и ею прискучишь.
Лезешь за словом — а вынимается кукиш.