Григорий Кружков

Сэр Филип Сидни Sir Philip Sidney
1554–1586

Из романа «Аркадия»

О милый лес, приют уединения!
Как любо мне твое уединение!
Где разум от тенет освобождается
И устремляется к добру и истине;
Где взорам сонмы предстают небесные,
А мыслям образ предстает Создателя,
Где Созерцания престол находится,
Орлинозоркого, надеждокрылого;
Оно летит к звездам, под ним Природа вся.
Ты — словно царь в покое не тревожимом,
Раздумья мудрые к тебе стекаются,
Птиц голоса несут тебе гармонию,
Возводят древеса фортификацию;
Коль мир внутри, снаружи не подступятся.

О милый лес, приют уединения!
Как любо мне твое уединение!
Тут нет предателя под маской дружества,
Ни за спиной шипящего завистника,
Ни интригана с лестью ядовитою,
Ни наглого шута замысловатого,
Ни долговой удавки благодетеля,
Ни болтовни — кормилицы невежества,
Ни подлипал, чесателей тщеславия;
Тут не приманят нас пустые почести,
Не ослепят глаза оковы золота;
О злобе тут, о клевете не слышали,
Коль нет греха в тебе — тут грех не хаживал.
Кто станет поверять неправду дереву?

О милый лес, приют уединения!
Как любо мне твое уединение!
Но если бы душа в телесном здании,
Прекрасная и нежная, как лилия,
Чей голос — канарейкам посрамление,
Чья тень — убежище в любой опасности,
Чья мудрость в каждом слове тихом слышится,
Чья добродетель вместе с простодушием
Смущает даже сплетника привычного,
Обезоруживает жало зависти,
О, если бы такую душу встретить нам,
Что тоже возлюбила одиночество,
Как радостно ее бы мы приветили.
О милый лес! Она бы не разрушила —
Украсила твое уединение.

Из «Астрофила и Стеллы»

Не выстрелом коротким наповал

Не выстрелом коротким наповал
Амур победы надо мной добился:
Как хитрый враг, под стены он подрылся
И тихо город усыпленный взял.

Я видел, но еще не понимал,
Уже любил, но скрыть любовь стремился,
Поддался, но еще не покорился,
И, покорившись, все еще роптал.

Теперь утратил я и эту волю,
Но, как рожденный в рабстве московит,
Тиранство славлю и терпенье холю,
Целуя руку, коей был побит;

И ей цветы фантазии несу я,
Как некий рай, свой ад живописуя.

Как медленно ты всходишь, Месяц томный

Как медленно ты всходишь, Месяц томный,
На небосклон, с какой тоской в глазах!
Ах, неужель и там, на небесах,
Сердца тиранит лучник неуемный?

Увы, я сам страдал от вероломной,
Я знаю, отчего ты весь исчах,
Как в книге, я прочел в твоих чертах
Рассказ любви, мучительной и темной.

О бледный Месяц, бедный мой собрат!
Ответь, ужели верность там считают
За блажь — и поклонения хотят,
Но поклоняющихся презирают?

Ужель красавицы и там, как тут,
Неблагодарность гордостью зовут?

О Стелла! жизнь моя, мой свет и жар

О Стелла! жизнь моя, мой свет и жар,
Единственное солнце небосклона,
Луч негасимый, пыл неутоленный,
Очей и взоров сладостный нектар!

К чему ты тратишь красноречья дар,
Властительный, как арфа Амфиона,
Чтоб загасить костер любви, зажженный
В моей душе твоих же силой чар?

Когда из милых уст слова благие
Являются, как перлы дорогие,
Что впору добродетели надеть,

Внимаю, смыслом их едва задетый,
И думаю: «Какое счастье — этой
Прелестной добродетелью владеть!»

Ужели для тебя я меньше значу

Ужели для тебя я меньше значу,
Чем твой любимый мопсик? Побожусь,
Что угождать не хуже я гожусь, —
Задай какую хочешь мне задачу.

Испробуй преданность мою собачью:
Вели мне ждать — я в камень обращусь,
Перчатку принести — стремглав помчусь
И душу принесу в зубах в придачу.

Увы! мне — небреженье, а ему
Ты ласки расточаешь умиленно,
Целуешь в нос; ты, видно по всему,
Лишь к неразумным тварям благосклонна.

Что ж — подождем, пока любовь сама
Лишит меня последнего ума.

Песня пятая

Когда твой взор во мне надежду заронил,
С надеждою — восторг, с восторгом — мыслей пыл,
Язык мой и перо тобой одушевились.
Я думал: без тебя слова мои пусты,
Я думал: всюду тьма, где не сияешь ты,
Явившиеся в мир служить тебе явились.

Я говорил, что ты прекрасней всех стократ,
Что ты для глаз бальзам, для сердца сладкий яд,
Что пальчики твои — как стрелы Купидона,
Что очи яркостью затмили небосвод,
Что перси — млечный путь, речь — музыка высот,
И что любовь моя, как океан, бездонна.

Теперь — надежды нет, восторг тобой убит,
Но пыл еще живет, хотя, сменив свой вид,
Он, в ярость обратясь, душою управляет.
От славословий речь к упрекам перешла,
Там ныне брань звучит, где слышалась хвала;
Ключ, заперший ларец, его ж и отпирает.

Ты, бывшая досель собраньем совершенств,
Зерцалом красоты, обителью блаженств
И оправданьем всех, без памяти влюбленных,
Взгляни: твои крыла волочатся в пыли,
Бесславья облака лазурь заволокли
Твоих глухих небес, виной отягощенных.

О Муза! ты ее, лелея на груди,
Амврозией своей питала — погляди,
На что она твои дары употребила!
Презрев меня, она тобой пренебрегла,
Не дай смеяться ей! — ведь, оскорбив посла,
Тем самым Госпожу обида оскорбила.

Ужели стерпишь ты, когда задета честь?
Трубите, трубы, сбор! Месть, моя Муза, месть!
Рази врага скорей, не отвращай удара!
Уже в моей груди клокочет кипяток;
О Стелла, получи заслуженный урок:
Правдивым — честный мир, коварству — злая кара.

Не жди былых речей о белизне снегов,
О скромности лилей, оттенках жемчугов,
О локонах морей в сиянье лучезарном, —
Но о душе твоей, где слово с правдой врозь,
Неблагодарностью пропитанной насквозь.
Нет в мире хуже зла, чем быть неблагодарным!

Нет, хуже есть: ты — вор! Поклясться я готов.
Вор, Господи прости! И худший из воров!
Вор из нужды крадет, в отчаянье безмерном,
А ты, имея все, последнее берешь,
Все радости мои ты у меня крадешь.
Врагам вредить грешно, не то что слугам верным.

Но благородный вор не станет убивать
И новые сердца для жертвы выбирать.
А на твоем челе горит клеймо убийцы.
Кровоточат рубцы моих глубоких ран,
Их нанесли твои жестокость и обман, —
Так ты за преданность решила расплатиться.

Да чтó убийцы роль! Есть множество улик
Других бесчинных дел (которым счет велик),
Чтоб обвинить тебя в тиранстве окаянном.
Я беззаконно был тобой порабощен,
Сдан в рабство, без суда на пытки обречен!
Царь, истину презрев, становится Тираном.

Ах, этим ты горда! Владыкой мнишь себя!
Так в подлом мятеже я обвиню тебя!
Да, в явном мятеже (Природа мне свидетель):
Ты в княжестве Любви так нежно расцвела,
И что ж? — против Любви восстанье подняла!
С пятном предательства что стоит добродетель?

Но хоть бунтовщиков и славят иногда,
Знай: на тебе навек лежит печать стыда.
Амуру изменив и скрывшись от Венеры
(Хоть знаки на себе Венерины хранишь),
Напрасно ты теперь к Диане прибежишь! —
Предавшему хоть раз уже не будет веры.

Что, мало этого? Прибавить черноты?
Ты — Ведьма, побожусь! Хоть с виду ангел ты;
Однако в колдовстве, не в красоте здесь дело.
От чар твоих я стал бледнее мертвеца,
В ногах — чугунный груз, на сердце — хлад свинца,
Рассудок мой и плоть — все одеревенело.

Но ведьмам иногда раскаяться дано.
Увы! мне худшее поведать суждено:
Ты — дьявол, говорю, в одежде серафима.
Твой лик от божьих врат отречься мне велит,
Отказ ввергает в ад и душу мне палит,
Лукавый Дьявол ты, соблазн необоримый!

И ты, разбойница, убийца злая, ты,
Тиранка лютая, исчадье темноты,
Предательница, бес, — ты все ж любима мною.
Что мне еще сказать? — когда в словах моих
Найдешь ты, примирясь, так много чувств живых,
Что все мои хулы окажутся хвалою.

Из «Разных стихотворений»

Расставание

Я понял, хоть не сразу и не вдруг,
Зачем о мертвых говорят: «Ушел», —
Казался слишком вялым этот звук,
Чтоб обозначить злейшее из зол;

Когда же звезд жестоких произвол
Направил в грудь мою разлуки лук,
Я понял, смертный испытав испуг,
Что означает краткий сей глагол.

Еще хожу, произношу слова,
И не обрушилась на землю твердь,
Но радость, жившая в душе, мертва,
Затем, что с милой разлученье — смерть.

Нет, хуже! смерть все разом истребит,
А эта — счастье губит, муки длит.

Нянька-красота
На мотив Baciami vita mia

— Желанье, спи! Спи, дитятко родное!
Так нянька Красота поет, качая.
— Любовь, меня ты будишь, усыпляя!

— Спи, мой малыш, не хныча и не ноя!
Я от тебя устала, шалопая.
— Увы, меня ты будишь, усыпляя!

— Спи, засыпай! Что, дитятко, с тобою?
Прижму тебя к груди… Ну, баю-баю!
— Нет! — плачет. — Так совсем не засыпаю!

Гибельная отрада

Гибельная отрада,
Мука моя живая,
Ты заставляешь взор мой
К жгучим лучам стремиться.

От красоты небесной,
От чистоты слепящей
Ум отступил в разброде,
Чувства же в плен предались,

Радостно в плен предались,
Обеззащитив сердце,
Жизни меня лишая;

К солнцам ушли лучистым,
К пламени, где погибли
Самой прекрасной смертью, —

Словно Сильван, который
В яркий костер влюбился,
Встретив его впервые.

Но, Госпожа, их жизни
В смерти ты сохранила,
Ты, в ком любовь нетленна;

Чувство мое погибло,
Сам я погиб без чувства,
Все же в тебе мы живы.

Я превращен навеки
В цвет, что главу вращает
За тобой, мое солнце.

Коль упаду — восстану,
Коли умру — воскресну,
В смене лиц — неизменен.

Нет без тебя мне жизни,
Чувства мои — с тобою,
Думы мои — с тобою,
То, что ищу, — в тебе лишь.
Все, что во мне, — одна ты.