Патрик Каванах Patrick Kavanagh
1904–1967
Аскет
Чтоб обрести
То, чего не купить за гроши
В переулках желаний,
В трущобах души,
Чтоб преломить
В ладонях своих
Мудрости хлеб, возросший
На нивах иных,
Ради того
Ношу я свой голод с собой
И карабкаюсь в гору
Бесконечной тропой.
Памяти отца
Любого встречного старика
Я сравниваю с отцом, —
Когда он со смертью крутил роман
В ту осень, перед концом.
Я помню бродягу на Гарднер-стрит,
Взор синий в сетке морщин;
Он так обиженно посмотрел,
Как будто я — его сын.
Какой-то нищий, седой скрипач
Под лондонским фонарем
Всю душу вывернул из меня
Дрожащим свои смычком.
И каждый встреченный мной старик,
Бредущий сквозь листопад,
Мне кажется, шепчет: «Я был твоим
Отцом — много лет назад».
Весенний день
Эй вы, поэты-трагики, оставьте хмурый нрав,
Задвиньте Эзру Паунда и Элиота в шкаф,
И Вильяма, и Батлера, что навевают сплин,
Идемте с песнями гулять по тропкам Стивенс-Грин!
Взгляните на студенточек — они пышней цветов,
В шелках своих и платьицах — как розы всех сортов;
Они, гордясь, обгонят нас щебечущей толпой,
И ваша меланхолия пройдет сама собой.
Ученья философские — могильный пыльный хлам,
О смысле жизни рассуждать пристало мертвецам.
Пусть Кафку мучит страх и бред. Эй, хмурики, скорей —
Подальше от чернильных брызг и толстых словарей!
Эй вы, поэты милые, повеселей чуть-чуть!
Расправьте плечи хилые, вздохните во всю грудь.
Забудьте Фрейда вещего и все, что вы прошли,
Втяните собственной ноздрей пьянящий дух земли!
Новорожденный мир блестит, кружится голова,
Как в первый день творения, свежи, вкусны слова.
Любовью дышит каждый миг — не прожит, не воспет,
До психоаналитиков — еще сто тысяч лет!
Эй вы, поэты юные, решайтесь поскорей
Довериться без нудных схем фантазии своей.
Обычное — всего чудней, смешна павлинья спесь;
Не бойтесь в чем-то быть людьми, ведь все мы люди здесь.
Строки, написанные на берегу
Большого Канала в Дублине на скамье,
воздвигнутой в память
миссис Дермот О’Брайан
Почтите вот же и память мою, —
Чтоб рядом, жару облегчая, журчала
Вода. Не надгробье, друзья, а скамью
Поставьте над зеленью мутной Канала.
Чтоб маленькой Ниагарою шлюз
Гремел вдалеке, не мешая безмолвью
Июльскому, — и шепоточками муз
Блаженные веяли листья и волны.
Вот лебедь плывет, наклонясь к своему отраженью,
Как будто прощенья прося за вторженье;
Вот длинная баржа проходит, брюхатая
Легендами Лиффи… Не много, не мало
Прошу я себе — ни плиты и ни статуи —
Всего лишь простецкой скамьи у Канала.