Заколдованый лес
Если вы отправитесь бродить наугад и напропалую в один из тех апрельских дней, когда дым, вместо того чтобы идти вверх, стелется по земле, далекие звуки кажутся близкими, а близкие — далекими, вы почти наверняка дойдете до Заколдованного леса, лежащего между Долиной лунных скал и Горой кентавров. Вы узнаете его издалека по особому аромату, который, вдохнув, уже невозможно забыть, хотя и нелегко припомнить. И вы услышите звук дальнего колокольчика, который заставляет мальчишек, смеясь, припуститься бегом, а девочек — вздрогнуть и замереть на месте. На опушке этого волшебного леса растут бесчисленные мухоморы; если сорвать один — он покажется тяжелым, как молот, но стоит разжать пальцы — и он поплывет над кустами, как крошечный парашют, рассыпая черные и пурпурные искры.
Есть предание, идущее еще от средневековых менестрелей, что кролики в тех краях, приветствуя друг друга, снимают голову, как люди снимают шляпу, и снова лапками аккуратно ставят ее на место.
В прежние времена Заколдованный лес был частью владений могущественного короля по имени Гемот, у которого было три сына — Аграмур, Бузон и Милон. Аграмур и Бузон, так же, как их папаша, были заядлые охотники и все время, свободное от еды и сна, тратили на это благородное занятие. Милон, младший из принцев, был поэтом и музыкантом. Каждую свободную минуту он тренькал на арфе, подбирая мелодию к каким-нибудь стихам собственного сочинения. Он тоже ездил на охоту, когда отец и братья уж очень настаивали, но всегда целился из лука немного вбок и старался, чтобы его копье ни в коем случае не задело какого-нибудь зверя.
Трижды за время своего царствования Гемот с сыновьями полностью уничтожали всю дичь в королевстве, и трижды наступала пора вынужденного безделья, когда им приходилось слоняться по замку, пощипывая тетиву луков и усердно натачивая копья в ожидании новых оленей и кабанов. Той порою охотники в своем королевском замке ели чаще, пили больше и спали дольше обычного, а также от скуки дразнили и шпыняли всех, кто попадался на глаза, особенно карлика по имени Квондо и Придворного Чародея, чье чародейство сводилось к простейшим фокусам и трюкам, ибо он не был посвящен в тайны настоящих волшебников, живших в Заколдованном лесу.
Для Милона наступали блаженные времена, когда он мог без помех предаваться сочинению песен о прекрасной принцессе. Он пел об испытаниях, которые она назначит женихам, и о том, что лишь любовь, а не мощь, развяжет волшебный узел, отомкнет заколдованную дверь и усыпит недремлющего дракона, — в общем, преодолеет все преграды на пути к сердцу принцессы. Аграмур и Бузон гоготали, когда братец заводил эту, как они ее называли, «волынку», и еще усердней предавались любимой забаве, перебрасываясь карликом Квондо, вопившим и верещавшим в руках здоровяков принцев. Старшие братья предпочитали не связываться с Милоном, который не худо мог постоять за себя в рукопашной схватке и не раз сшибал их с седла в состязании на копьях.
Однажды вечером, в середине одной такой долгой и скучной поры, когда об охоте на кабана или оленя оставалось только мечтать, прихлебывая вино из больших кубков, король Гемот рассказал своим сыновьям историю Белой Лани. Ужин подходил к концу. Принц Милон бренчал что-то на своей арфе, а карлик Квондо сидел в темном углу, потирая свои синяки и ушибы. Вдруг принц Аграмур предложил, пробуя тетиву лука:
— А почему бы нам не попытать счастья в Заколдованном лесу?
— Только не в Заколдованном лесу! — воскликнул король Гемот. И он рассказал, как однажды они с отцом и двумя братьями охотились на лань в тех местах и загнали ее в ущелье у подножия Горы кентавров. Они уже готовы поразить ее своими стрелами, как вдруг лань обернулась принцессой и поведала им, что раньше была заколдована, а теперь — пожалуйста вам! — расколдовалась.
— Представьте, как мы были раздосадованы и сбиты с толку — ваш дедушка король Потам и два моих брата: ваш дядюшка Клун и дядюшка Гарф, ну и я тоже. Упустить такую великолепную добычу и получить взамен болтливую девицу — все равно что лебедя на перепелку сменять. Что же дальше? Тут, конечно, явился один из этих лесных волшебников, наколдовал принцессе белого жеребца, и мы поскакали обратно в замок.
На следующее утро мы обрядили коней в лучшую сбрую и отправились отвозить принцессу ее отцу королю, чьи владения лежали далеко на севере. Когда мы выезжали, яблоневые лепестки осыпали нашу кавалькаду, ибо стоял месяц май, а когда мы подъезжали к замку принцессы, в лицо нам летели густые снежные хлопья. Батюшка с матушкой, как водится, прослезились, увидев свою дочку, и король утроил недурное застолье, длившееся несколько дней, — хотя, честно сказать, тамошние вина на вкус более напоминают жидкость, которой у нас чистят доспехи. Или смазку для алебард. Точно сейчас не помню: дело давнее.
— Что же ты, отец, раньше-то… — начал Аграмур.
— …Не рассказывал нам об этом? — закончил Бузон.
— Вы были еще слишком молоды, — сказал король Гемот. — Эта история могла бы покарябать нежные детские души… Так о чем бишь я?
— О том, что дело давнее, — подсказал принц Агрмур.
— Вот именно, — продолжил король. — Ваш дедушка и мы с братьями вскоре заскучали без охотничьих забав и засобирались домой. Отец принцессы был ужасный домосед, увалень, каких мало. Все бы ему сидеть в тепле да в шашки играть, прихлебывая теплую настойку — кукую он там горькую гадость в нее добавлял, столетник, что ли?
Да не тут-то было. В той стране существовал варварский обычай: спасенная принцесса имела право объявить одного из спасителей своим женихом. Вообще-то она была ничего — ладная, черноглазая, только до охоты совсем не охоча: все бы ей на лютне тренькать да вертеться на своих атласных каблучках.
Дело кончилось тем, что ваш дедушка отбыл домой, а нам с братьями принцесса назначила опасные испытания. Клуна она отрядила добыть золотое крыло Фаралейского сокола, Гарфу велела принести по капле крови из указательных пальцев ста королей, а мне назначила достать огромный алмаз, лежащий между лапами ужасного чудовища, полудракона-полуорла, жившего в горной пещере неподалеку от их замка.
Король Гемот налил себе полный кубок вина, осушил его залпом и продолжал:
— Лет двадцать тому назад — вы были тогда слишком малы и не помните этого — один путешественник, прибывший издалека, рассказал, что Клун сражался с Фаралейским соколом и погиб. Дело в том, что одно крыло сокола действительно было золотым, зато другое — из острой нержавеющей стали… Что касается Гарфа, то о нем вообще не было с тех пор ни слуху ни духу, и не удивительно: ведь добыть кровь из пальцев ста королей — задача, которая, по оценке моего Придворного Историка, требует не меньше ста лет.
Король налил себе еще один кубок вина и поступил с ним в точности так же, как с предыдущим.
— Чтобы покончить поскорей с этой печальной историей, скажу о себе. Моя задача оказалась самой простой, ибо чудовище было сделано из досок и глины, и мне не составило никакого труда достать сокровище, лежавшее у него между лапами. Я принес алмаз принцессе и получил в награду ее руку, а сердце она мне отдала еще раньше — как вы все, я надеюсь, уже догадались.
Гемот откинулся в кресле и, казалось, задремал.
— Какова же мораль этой сказки? — спросил Квондо.
Король вздрогнул и испуганно заморгал.
— Мораль этой сказки проста, — сказал он. — Никогда не охотьтесь в Заколдованном лесу!
Аграмур и Бузон переглянулись.
— Не нравится мне все это, — буркнул один.
— Оказывается, наша мать была ланью! — воскликнул другой.
— Странная история, — задумчиво промолвил принц Милон и снова принялся что-то наигрывать на арфе.
— Вот именно что странная! — рявкнул король Гемот. — Нам, охотникам, эти странности и загадки ни к чему. Не по нутру они нам!
Он помолчал и добавил:
— Вскоре после того, как родился Милон, королева скоропостижно померла.
— Свалилась с лошади, — предположил Аграмур.
— Объелась, наверное, — сказал Бузон.
— Может быть, она умерла от недоброго взгляда? — молвил Милон.
Король Гемот чертыхнулся и запустил в младшего сына пустым кубком, на принц поймал его в воздухе.
— Что ты будешь делать! Весь в мать — схватывает все на лету! — пробурчал Гемот. — В общем, такая вот история…
В это время за креслом короля появился Главный Дворецкий и что-то прошептал ему на ухо.
— Каких еще стрел? — прорычал король. — Говори громче, болван!
— Я говорю, менестрель, Ваше Величество! Он просит позволения войти и спеть.
— И то дело! Может быть, он споет нам что-нибудь удалое, охотницкое. Надоело слушать эту слезливую чепуху! — Он кивнул на принца Милона.
Вошел менестрель. Он поклонился королю и принцам и, проведя по струнам лютни, запел:
Охотники, я знаю лань в лесах,
Она светла, как месяц в небесах,
Прекрасна, словно водопад в апреле…
— В каких это лесах?! — рявкнул король. — Хватит вилять, говори прямо!
Менестрель склонил голову и продолжал:
Она живет в долине лунных скал,
Куда никто пути не отыскал,
Среди тропинок заповедной чащи…
Король Гемот вскочил на ноги, едва не опрокинув скамью:
— Ты намекаешь на Заколдованный лес! Никто из наших подданных не охотится в этом проклятом лесу!
Менестрель снова ударил по струнам и спел:
Никто — ни Аграмур и ни Бузон,
Ни даже сам отважный принц Милон —
На эту чудо-лань не посягнет,
Ее добудет лишь король Гемот.
Король запальчиво дернул себя за ус, и в глазах его что-то блеснуло.
— Кто знает! — воскликнул он наконец. — Может быть, эта великолепная дичь — обыкновенная лань, без всякого подвоха! А вот мы это проверим. Если это просто лань, висеть завтра ее голове на этой стене, среди моих охотничьих трофеев. Но если это снова принцесса, заколдованная каким-нибудь волшебником или ведьмой, я проткну насквозь, как жука, этого лживого менестреля!
Гемот грохнул кулаком по столу, чтобы придать больше весу своим словам, но когда вновь оглядел зал, певец исчез.
— Ого! — нахмурился король. Кого-то он мне напомнил, этот проходимец. Где-то я его уже встречал…
— Если это настоящая лань, — воскликнул Аграмур, — мы насладимся самой великолепной охотой за многие годы!
— Если это настоящая лань, — мечтательно добавил Бузон, — мы наедимся самой великолепной оленины за многие месяцы!
Король облизнулся.
— А что, если она опять окажется принцессой? — ехидно заметил карлик Квондо из своего угла.
Король швырнул в него яблоком, по принц Милон протянул руку и поймал яблоко на лету.
— Если она окажется принцессой, не миновать нам опасных испытаний, — сказал принц.
На следующее утро, едва взошло солнце, король со своими тремя сыновьями на черных жеребцах уже въезжали в глубину Заколдованного леса.
— Не вздумайте сорвать этот лютик, — сказал король Гемот, указывая на желтенький цветочек в траве. — Он превратится в огонь и обожжет вам ладонь.
— Не вздумайте содрать мох с этого ствола, — добавил принц Аграмур. —Он превратится в кровь и забрызгает ваш рукав.
— Не вздумайте прикоснуться к этому белому камню, — предупредил принц Бузон. — Он оживет и укусит вас за руку.
Внезапный гром грянул за Долиной лунных скал, солнце затмилось, и в наступившей темноте множество крошечных светлячков замерцали и заплясали вокруг короля и его сыновей.
Пораженные, они глядели на эту сверкающую пляску, как вдруг светлячки вдруг превратились в снежинки, упали на землю и моментально растаяли. И сразу гром затих и солнце снова вышло из-за туч.
— Чудеса в большом количестве скверно действуют на пищеварение, — проворчал король Гемот. — Мне ни один антрекот не полезет в рот, если это безобразие не прекратится.
— Тут холодное жжет, — сказал Аграмур.
— Тут мягкое режет, — сказал Бузон.
— Тут темное светит, — сказал Гемот.
А принц Милон продекламировал четверостишие, которое он только что сочинил:
Пускай луна
Темна,
Пускай вода
Тверда,
Пускай и мгла
Светла,
Есть верность
Навсегда.
— Недурно срифмовано, принц Милон, — произнес чей-то голос, и король с сыновьями увидели волшебника в голубом кафтане и красном колпаке, стоящего в тени дерева.
— Ого! — воскликнул король, приглядываясь. — Где-то мы уже встречались.
— Не где-то, а именно здесь, — уточнил волшебник и сорвал фиалку, которая сразу же превратилась в зяблика и упорхнула с его ладони.
— Только раз в жизни я заезжал в этот лес, — сказал король Гемот.
— Двадцать шесть лет, двадцать пять дней и двадцать четыре часа назад — минута в минуту! — напомнил волшебник.
— Да-да, — кивнул король. — Мы преследовали лань и пригнали ее к скале, где она претерпела престранное превращение. Она превратилась в прелестную принцессу, представшую пред пораженными преследователями. Прекрасно помню, так что не крути вокруг да около…
— Ты сам крутишь вокруг да около «пре», — заметил Милон. — Это волшебник так перекрутил твой язык.
— Прекрати эти птучки, — важно сказал Гемот. — Перед побой пороль, полный пеличия и постоинства. Поторый пожет повелеть пыгнать псех полшебников из этого пурацкого песа!
— Речь твоя полна непонятных магических слов, о король, — смиренно молвил волшебник, низко кланяясь и снимая колпак. — Какую службу я могу сослужить тебе и твоим благородным сыновьям? Показать вам Лающее дерево, Поющую топь или Семихвостую птицу?
Король скривился от этого перечня чудес, но принц Милон ответил за отца:
— Мы ищем Белую Лань, быструю, как луч, и прекрасную, как водопад в апреле.
Волшебник снова отвесил поклон и подбросил в воздух свой колпак.
— Что было, то сплыло, — сказал он, и колпак тихо поплыл над кустами, поднимаясь все выше и выше, пока совсем не исчез из виду.
— Что упало, то пропало, — сказал он и, повернув ладонь книзу, пошевелил пальцами.
И внезапно из травы взлетели снежинки. Коснувшись рук волшебника, они превратились в пляшущих светлячков и закружились над поляной. И тогда сквозь это кружение и мельтешение, сквозь это мерцание и сияние охотники заметили Белую Лань, скользнувшую меж деревьев, — лань, быструю, как луч, и прекрасную, как водопад в апреле.
— У-люлю! — вскричал король, устремляясь в погоню, и искры из-под копыт его коня, брызнув, мешались с облаком пляшущих светлячков.
Принцы тоже пришпорили своих жеребцов и поскакали следом. Они промчались мимо Лающего дерева, проскочили Поющую топь и, распугав по пути стайку Семихвостых птиц, поскакали еще быстрее. Белая Лань уводила охотников все дальше и дальше в глубь леса — мимо серебристых сосен и осиянных озер, через лазоревые луга и блистающие болота, сквозь пылающие папоротники и трепетные тростники — по глухоманным, гиблым местам, все дальше от Долины лунных скал, все ближе к Горе кентавров.
Смеркалось, и странные хлипкие тени протянулись между стволами. А двадцать копыт все стучали и стучали по туманным таинственным тропам. И вот наконец всадники примчались к скалистому спуску и въехали в унылое и узкое ущелье. Солнце зашло, и семь звезд зажглись в зените, когда Белая Лань, добежав до отвесной скалы, остановилась и, дрожа, повернулась к охотникам.
Король Гемот и принцы Аграмур и Бузон уже готовы были стрелять. Милон от жалости зажмурился, но вместо свиста стрел до его слуха донеслись лишь вопли удивления. Открыв глаза, он увидел охотников, побросавших в испуге свои луки, а у скалистой стены — не загнанную лань, а высокую черноглазую девушку, в белом атласном платье. В ее волосах сверкали драгоценные камни, на ногах блестели золотые сандалии, но ярче золота и камней сверкали ее испуганные глаза, и алые губки дрожали.
Кони от изумления запрядали ушами, принцы поразевали рты, а король Гемот насупился и недовольно потянул себя за ус.
— Такая великолепная охота — и на тебе! Вместо прекрасной оленины — смазливая девчонка! Вези ее теперь к отцу за тридевять земель — и хорошо еще, если у него окажется сносное вино!
Но когда принц Милон, единственный из братьев не потерявший дара речи, спросил у девушки, как ее зовут и где находится ее королевство, она только покачала головой и не смогла ничего ответить.
Король Гемот вздохнул:
— Ладно. Сажай ее к себе на седло, Милон, и вези домой. Она, конечно, будет украшением нашего стола, но совсем не в том смысле, на который я рассчитывал. Поторопимся, пока эти мерзкие лесные волшебники не сыграли с нами еще какой-нибудь шутки.
Они повернули коней и помчались обратно через лес — по унылому и узкому ущелью, по туманным и таинственным тропам, по глухоманным, гиблым местам — сквозь пылающие папоротники и трепетные тростники, через блистающие болота и лазоревые луга, мимо осиянных озер и серебристых сосен. Распугав по пути стаю Семихвостых птиц и проскочив сквозь Поющую топь, они промчались мимо Лающего дерева и пляшущих на темной лесной поляне светлячков — и выехали наконец на открытую дорогу, ведущую к замку.