Эудженио Монтале Eugenio Montale
1896–1981
Из цикла «Ксении»
***
Милая крохотная хлопотунья,
которая почему-то зовется мухой,
сегодня вечером в полумраке,
когда я читал Второисайю,
ты снова ко мне прилетела в гости,
но без очков меня не признала,
и я без привычного их сверканья
тебя не узнал сквозь сизую дымку.
***
Я спускался, держа тебя за руку, вниз по ступеням,
миллионы ступенек наши ноги вдвоем отсчитали,
но теперь тебя нет, и под каждой ступенью — бездна.
О, как быстро закончилась длинная эта дорога!
Хоть моя еще длится, но на ней уже не случится
ни подвохов, ни приключений,
ни иллюзий, так похожих на явь.
Я спускался, держа тебя за руку и не боялся —
не потому что думал: четыре глаза надежней,
а потому, что из наших двух пар
лишь твои близорукие очи
видели правду.
***
А для загробья мы изобрели
особый свист, чтоб узнавать друг друга.
Попробую-ка свистнуть. Может быть,
уже и сам я незаметно умер.
La Belle Dame Sans Merci
Сегодня, наверное, чайки опять не дождутся
хлеба, который я им крошил с твоего балкона;
сколько бы они не кричали и не скрипели,
ты спишь и их криков рассерженных не услышишь.
Сегодня мы оба опаздываем куда-то,
и завтрак наш стынет на столе рядом с грудой
книг моих бесполезных и твоих драгоценных реликвий:
календариков, безделушек, банок и склянок.
Все крошится в мире, лишь образ твой неколебимо
высится на известковом фундаменте утра;
жизнь бескрылая хочет взлететь к нему — и не может,
только вспыхивает и гаснет, как огонек зажигалки.
Черный ангел
О черный ангел огромный,
возьми меня в тень свои крыльев,
чтоб мог я промчаться над колющими
кустами терна, над трубами
горящих печей —
и встать на колени
пред черными головешками,
остатками обгоревшими
твоего оперенья
О маленький ангел смуглый,
не земной и не божий,
полупрозрачный ангел
меняющий ежесекундно
цвета свои и очертанья —
в мелькании вспышек, похожих
на бред и на озаренье
О страшный ангел, раскройся,
впечатайся в меня насмерть,
но не убей своим блеском —
ведь беззащитны зрачки
перед сверканием ночи,
о ангел обугленно-черный,
укрывшийся под навесом
торговки, что жарит каштаны.
О ангел, как черное дерево,
в скитаниях потемневший, —
крылом шевельни или скрипни,
чтобы я мог узнать тебя —
как узнаю во сне
и наяву — щель меж ними
ушка игольного уже,
любой верблюд и двуногий
в нем непременно застрянет;
и эта сажа на пальцах —
остатки того, что сгорело, —
ничтожнее, чем дуновенье
крыла твоего, ангел дымный
и пепельный, маленький ангел,
похожий на трубочиста.