Григорий Кружков

Фифти-фифти

Барклай шел и дивился. Его ноша, которая по всем законам усталости должна бьыа делаться все тяжелей, становилась как будто легче и легче с каждым шагом.

«Вот что значит тренировка», — подумал Барклай. Ему вспомнился древнегреческий атлет, который для укрепления мышц поднимал и обносил вокруг дома маленького теленка. С каждым днем теленок прибавлял в весе, но росла и сила атлета. Через год он уже поднимал быка.

— Регулярные занятия атлетизмом творят чудеса! — гордо воскликнул Барклай и встряхнул сундук на плечах, ожидая услышать знакомое погромыхивание и мелодичный звон золота. Но ничего подобного не услышал. Это встревожило кладоносца.

Он поставил сундук на землю и распахнул крышку. Два крысика испуганно глядели на него своими блестящими глазами-бусинками. Они опоздали улизнуть на какие-нибудь полминуты.

— Рррр?! — рявкнул Барклай. Он имел в виду: «Где тут много моего, которое было, а теперь его нет?» Крысики его поняли.

— Вона, — пролепетал первый, указывая на валяющуюся на тропинке золотую монету.

— И вона, — показал второй на алмазное ожерелье, качающееся на елке. Барклай мигом сообразил, какую шутку сыграли с ним крысики.

— Ну, так посидите пока под арестом, — сказал он, захлопывая крышку сундука и запирая ее на замок.

Он пошел вспять по своим следам, пытаясь собрать пропавшее добро. И он действительно нашел один золотой гульден во мху, три пиастра в зарослях крапивы да изумрудный браслет на ветке орешника. Больше ничего не было. Барклай обшарил весь лес, но тщетно.

— Признавайтесь, где остальное, — потребовал он, возвратившись на поляну. Никто ему не ответил.

— Эй, вы, там! — Он постучал лапой по сундуку.

Молчание.

Открыв крышку, Барклай убедился, что крысики прогрызли дырку и сбежали. Это был факт, а с фактами надо считаться.

«Что ж, не каждый же день быть богачом», — подумал Барклай. В конце концов, он не так плохо распорядился подарком судьбы. Половину прошляпил, половину отдал на благое дело.

— Неплохой результат, — сказал он себе. — Фифти-фифти.

Барклай порылся в узелке и достал самую бесшабашную свою кепку — с большим козырьком и скачущим ковбоем на кокарде. Он напялил кепку как можно небрежнее, набекрень, крутанулся на пятках и принялся гоняться за бабочками, летавшими над пригретой травой. Он делал это с истинным азартом и упоением. Поляна сегодня принадлежала ему, и солнце над поляной, и все бабочки мира.