Общее предисловие Происхождение темы
Художественный перевод неизбежно включает в себя исследовательскую работу: пристальное чтение, анализ, сопоставление текстов. Неудивительно, что занятие этим сугубо практическим делом доводят человека нередко до писания статей, а то и целых книг. Вот так и мои первые эссе о Йейтсе выросли из наблюдений переводчика. Они начинались с подчеркиваний, восклицательных знаков на полях, цитат из русских стихов, написанных напротив английских…
Переводчик как бы сидит на гребне крыши и смотрит одновременно на две стороны. Он зависит от причуд и даров двух языковых стихий. Эффект сделанного им зависит не только от произнесенных слов, но и от акустики среды, от возникающих отзвучий. Нужно не только пересоздать смысл и версификацию переводимых стихов, нужно добиться для них сходного резонанса в новом культурном пространстве, отзвучия, их обязательно нужно слегка «одомашнить».
В этом специфика переводческой работы. Если, скажем, переводя поэзию романтиков, приходится в существенной степени опираться на стиль пушкинской эпохи, «золотого века» русской поэзии, то, примериваясь к ирландскому поэту-символисту, невольно обращаешься к его российским современникам: где он, нужный ключ, из каких металлов сплавить еще не существующий стиль «русского» Йейтса?
В результате чтение поэтов Серебряного века под углом Йейтса и чтение Йейтса под углом Серебряного века становится для переводчика неизбежным.
Первое, импульсивное желание при этом — наложить Йейтса на фигуру какого-нибудь определенного поэта и сказать, например: «Это ирландский Блок» или, как писал Гумилев: «Это их, английский, Вячеслав», подразумевая Вячеслава Иванова. Но такого простого наложения с хотя бы примерным совпадением по контуру никак не получается.
Уильям Йейтс, как целое, не похож ни на кого из наших поэтов Серебряного века, но разными своими гранями и в разные периоды — на многих. «Ахматова», «Блок», «Волошин» и так далее чуть не по всем буквам до «Хлебникова» включительно — вполне законные названия для статей воображаемой Йейтсовской энциклопедии.
Йейтс — поэт двух эпох, «дореволюционной» и «послереволюционной» (освобождение Ирландии от власти англичан и последующая гражданская война почти совпали по времени с революционным событиями и Гражданской войной в России). Начинал он как поэт-символист, первые его книги появились на рубеже 1890-х годов практически одновременно с первыми книгами Д. Мережковского и К. Бальмонта. Поздний же расцвет поэзии Йейтса приходится на другой век и совершенно другую эпоху, 1930-е годы; таких образом он оказался современником не только русских символистов, но и обэриутов, например, К. Вагинова и А. Введенского, с которыми у него, как ни странно, тоже есть существенные пересечения.
Цель моих исследований о Йейтсе — двоякая. На первом этапе главным было, демонстрируя сходные мотивы и приемы, приблизить Йейтса к русскому читателю, объяснить незнакомое через знакомое. Таковы были заметки и эссе, вошедшие в книгу «Роза и Башня»1. В них Йейтс как бы прикладывался к русским поэтам начала XX века. Подчеркивалась многогранность и сложность его поэтического пути.
На втором этапе главным стал обратный метод — осмыслить знакомое через незнакомое. Тут уже русские поэты прикладывались к Йейтсу, мерились его мерой, его поэтической судьбой. Это помогло увидеть единство и непрерывность русской поэтической традиции в течение целого полувека — от того подъема и обновления, которые она испытала в 1890-х годах, вплоть до середины следующего века. Выношенная «в лоне символизма» великая русская поэзия XX века шла параллельным Йейтсу курсом, сходным образом пережив кризис мировой войны, революции и гражданской смуты.
В основу второй части, «Communio poetarum»2, положена докторская диссертация, написанная и защищенная в Колумбийском университете (Нью-Йорк) в 1997–2000 годах. Пользуясь случаем, высказываю самую глубокую признательность всем, кто оказывал мне помощь и поддержку в работе — прежде всего, Ирине Рейфман, Борису Гаспарову, Льву Лосеву и Франклину Риву (США), К. М. Азадовскому, Н. А. Богомолову, М. Л. Гаспарову и А. К. Станюковичу (Россия).
До сравнительно недавних времен поэзия Йейтса была недостаточно известна русскому читателю. Несомненно, на то были объективные исторические причины. В одной из первых глав этой книги я прослеживаю историю — точнее, предысторию — восприятия Йейтса в России вплоть до заметки о его смерти в 1939 году. Современных переводов я не касаюсь; хотелось бы лишь заметить, что первым по-настоящему открыл русскому читателю Йейтса (как и многих других англоязычных поэтов) Андрей Сергеев, давший целый ряд прекрасных, убедительных переводов: «Песнь Рыжего Ханрахана об Ирландии», «Пасха 1916 года», «Пустынник Рибх о недостаточности христианской любви» — всего около пятнадцати стихотворений.
Из немногочисленных российских литературоведческих работ, посвященных Йейтсу, кроме первопроходческих исследований А. П. Саруханян, хотелось бы отметить замечательную книгу В. А. Ряполовой «У. Б. Йейтс и ирландская культура» (1985), которую я интенсивно использовал при написании комментариев к пьесам.
Следуя доброй традиции предисловий, я хотел бы здесь выразить свою искреннюю благодарность сотрудникам библиотек и архивов, где я работал: в первую очередь, Отделу рукописей Российской государственной библиотеки, Российской национальной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина, Рукописному отделу Института русского языка и литературы (Пушкинского дома) и, конечно, моей многолетней незаменимой помощнице и наставнице — великолепной Батлеровской библиотеке Колумбийского университета.
Я чрезвычайно благодарен периодическим изданиям, которые печатали отдельные эссе и главы мой работы — поэтическому альманаху «Арион», журналам «Новый мир», «Звезда», «Иностранная литература», «Всемирное слово», «Предлог», «Грани», «Вопросы литературы», «Известия Академии Наук», «Новое литературное обозрение», газете «Русская мысль» (Париж).
В данной книге читатель найдет довольно большой корпус переводов стихов и пьес Йейтса, которые служат важным дополнением к «теоретическому литературоведению» (если перевод можно, по справедливости, называть «практическим литературоведением). Многие из этих стихотворных переводов уже печаталась, в том числе в двуязычном «Избранном» издательства «Радуга» (2001), но есть и новые работы, в том числе перевод пьесы Йейтса «Графиня Кэтлин» — той самой, что привлекла внимание Николая Гумилева и чьим приключениям в России посвящены самые детективные страницы этой книги.