Григорий Кружков

Беда! Беда!

Из причины всегда вытекает следствие. Вытекшее следствие, немного постояв, тоже становится причиной, и из него вытекает новое следствие. Так все и идет — одно из другого. Вот и Вещая птица прилетела не случайно. Она опустилась на ветку сосны, оттуда перепорхнула в скворечник, пошебуршила там внутри, а потом вылезла на порожек и громко прокаркала:

— Беда! Беда!

Вещая птица была какая-то ветхая, исхудавшая; с красновато-бурыми крыльями и с длинным клювом.

— Беда идет! — снова крикнула она и полетела со двора, прикаркивая на лету: «Беда! Беда! Беда!»

— Так я и знал! — Гильом переполошился не на шутку. — Лучше бы я не привешивал этого скворечника. Что это за напасть такая, что за беда? Надо бы заглянуть в Книгу жизни.

Книгу жизни Гильом завел давным-давно, когда решил вести дневник. Он купил толстую-претолстую тетрадь, открыл ее на первой странице, написал день и число, а под ними свою первую запись:

Сегодня воскресенье. Погода на улице
очень хорошая великолепная.

Что дальше писать, гном не знал. Он просидел битый час, но ничего так и не придумал. «Дневник писать очень трудно», — решил он, поставил тетрадь на полку и пошел в магазин. Но через месяц, роясь в книгах, он наткнулся на свой дневник и удивился: на обложке красовалась причудливо выведенные зеленой тушью слова — «КНИГА ЖИЗНИ». Он заглянул внутрь и удивился еще больше: книга велась сама самой, без всякого его участия.

Ее писали как будто две разных руки. Одна — красивым круглым почерком — записывала приятные вещи: тут были описания облаков, выписки из книг и похвалы друзьям. Другая — неряшливая, с неправильным наклоном — содержала черную хулу, бессвязные пророчества и смутные угрозы. Странно было читать вперемешку то и другое, и не часто Гильом отваживался достать с полки свою Книгу жизни.

Но однажды случилось такое. Как-то в дождливый, пасмурный день Гильом открыл Книгу жизни и прочитал:

Ты ленивый, праздный и ужасный гном.
Берегись! Несчастье в твой нагрянет дом.

Гильом запечалился и вышел на крыльцо. Дождь шел с наклоном, и козырек не защищал от летящих с неба холодных капель. Бочка под водосточной трубой наполнилась водой и в ней плавал кусок коры, похожий на дельфина. Гильом поискал на земле и нашел подходящую раздвоенную веточку, укрепил ее на этой коре рогулькой вниз — получился мальчик верхом на дельфине. Он хотел еще приладить листик к рогульке, чтобы мальчик держал в руке знамя, но знамя было слишком тяжелым: оно переворачивало вверх дном всю конструкцию. Гильом долго возился у бочки под моросящим дождем. Пусть я промокну и заболею, думал он, так мне и надо.

Когда он вернулся в дом, то обнаружил такую картину. котенок забрался на стол и лежал, свернувшись калачиком, на раскрытой Книге жизни. Увидев хозяина, он вскочил и приветственно мяукнул. Гильом подошел поближе и посмотрел. С той страницей, на которой лежал котенок, что-то произошло. Там, где раньше ему померещились слова: «Ты ленивый, праздный, и так далее, теперь стояло:

Твой любимый праздник уже за углом.
Испеки на счастье пирог с творогом.

— Какой такой пирог с творогом? Разве мы умеем печь пирог с товорогом? — удивился Гильом, беря котенка на руки и любуясь его красивыми глазками.

Он уже знал, что котенок понимает каждое его слово и даже сам умеет разговаривать. Только он стеснялся разговаривать громко, особенно при чужих. Если ему что-нибудь было надо, он впрыгивал на плечо Гильому и тихо-тихо, чтобы никто не расслышал, шептал ему на ухо.

— Это твои проделки, Ёжкин? — повторил Гильом.

На самом деле, полное имя котенка было Лев Николаевич Ожигов, но в лунном саду для котят его переделали в Ежикова, а потом сократили до Ёжкина.

— Мяу?!

Ёжкин вытянул свою гибкую лапу и уцепился за хозяйскую куртку. Перепрыгнул на плечо, уравновесился — и что-то замурлыкал щекотно в щеку Гильома.

— Что, что? еще раз, пожалуйста.

И услышал тихое-тихое, почти неслышное:

— Пошли погуляем.