Григорий Кружков

Дилан Томас Dylan Thomas
1914–1953

Там, где лицо твое в потоках вод

Там, где лицо твое в потоках вод
Накручивалось на мои винты,
Там ныне джинны воздуха живут;
Где пробивали головою лед
Моржи усатые, — там мертвецы
Щелями ртов сухую память пьют.

Где прежде лот не доставал до дна,
В узлах зеленых сплошь, — там ходит жнец
И режет стебли волн косым серпом,
От трудится с утра и дотемна,
Текучих, зыбких не щадя сердец;
Прибой ложится пред ним пластом.

Невидимый прилив волнистых дней
Выносит с водорослями на песок
Любви бесплодной бесполезный хлам,
Средь вросших в берег ржавых якорей
Бродя, взывает детский голосок,
Тоскуя по дельфиньим островам.

Но не замкнется крышка сундука
Волшебного, пусть прах в ней и труха,
Не оскудеет блеском небосвод;
И будут вновь светиться жемчуга
На дне, и змей всплывать у маяка,
Пока морская вера не умрет.

Их лиц коснулось некое сиянье

Их лиц коснулось некое сиянье:
Смешался лунный свет с фонарным светом
И пошлым поцелуям смысл придал,
Преобразив грошовую любовь
В коронованье, а гроба прохожих —
В источники тепла и новой жизни.
(Скелеты ожили.) Но это длилось
Одно мгновенье. Ветер прошуршал;
С деревьев капнуло; луна затмилась —
И все исчезло. Ситцевая дура
И жалкий ухажер —
Никто из них подвоха не заметил.
Сияние возникло и пропало.
Продолжился парад самоубийц.

Та сила, что по стеблю гонит вверх

Та сила, что по стеблю гонит вверх,
Бутон зеленый, бродит и во мне —
Бурлящая, губительная сила.
Но как сказать цветам, поникшим в снег,
Что той же бурей и меня скосило?

Стихия, что катает валуны
Картавых рек, — качает и мои
Безумных жил извилистые русла.
Но как узнают горные ручьи,
Что мой исток — в кипенье их стоустом?

Рука, что кружит ураган степей,
Кружит и волны на пути моей
Фелюги с траурными парусами.
Но как сказать мне жертвам палачей,
Что сам я — в той же известковой яме?

Пиявка времени сосет любовь
Беззубым ртом, чтобы дурная кровь
Печали не будила беспробудной.
Но как сказать мне демонам ветров,
Что рай очерчен стрелкою минутной?

У гроба, где покоится Тристан,
Как мне сказать, что червь мой так же рьян?

Не уходи покорно в мрак ночной

Не уходи покорно в мрак ночной,
Пусть ярой будет старость под закат:
Гневись, гневись, что гаснет свет земной.

Пусть мудрецы строкою огневой
Небес темнеющих не озарят —
Не уходи покорно в мрак ночной.

Пусть праведники, смытые волной
С утеса, о непрожитом скорбят —
Гневись, гневись, что гаснет свет земной.

Пусть храбрецы, идущие на бой
С судьбой, кричат нелепо и не в лад —
Не уходи покорно в мрак ночной.

Пускай ханжи под смертной пеленой
Себя игрою в прятки веселят —
Гневись, гневись, что гаснет свет земной.

Отец, с той высоты, где хлад и зной,
Плачь, проклинай — зови на помощь ад! —
Не уходи покорно в мрак ночной.
Гневись, гневись, что гаснет свет земной.