Эмили Бронте Emily Jane Brontë
1818–1848
Плач лорда Элдреда
по Джеральдине
Шныряет суслик меж камней
И толстый шмель жужжит,
Где тело госпожи моей
Под вереском лежит.
Над ней вьюрки в гнезде галдят,
И льется свет небес;
Но тот любви печальный взгляд
С лица земли исчез.
А те, кого тот взгляд ласкал
Сквозь мрак последних мук, —
Их нет средь этих диких скал,
Безлюдно все вокруг.
О, как они клялись, шепча
Над прахом дорогим,
Что в жизни светлого луча
Вовек не видеть им!
Увы! мир снова их сманил
Игрой своих сует,
Но знайте: и жильцы могил
Подвластны ходу лет.
Ей, мертвой, ныне все равно,
Кто плачет, кто скорбит;
А кто забыл ее давно —
Тот сам давно забыт.
Шуми же, ветр вечеровой,
И дождик, слезы лей —
Пусть не нарушит звук иной
Сон госпожи моей.
Горный колокольчик
Песня Джеральдины
Друг мой тайный, друг живой,
Покачай мне головой!
Мил ты мне среди полей,
На горах еще милей.
Помню, так же он сиял
Предо мной на утре лет;
Помню, так же он увял,
Как увянет всякий цвет.
Друг мой! Голову склоня,
Чем-нибудь утешь меня.
И цветок шепнул мне так:
Страшен хлад и зимний мрак,
Но средь летнего тепла
Даже смерть не тяжела.
Рад я мирно отцвести —
Друг мой милый, не грусти.
В краткой жизни горя нет,
Вся печаль — наследье лет.
Отрывок
— О, не задерживай, пусти!
Мой конь измучился в пути.
Но все же должен, должен он
Преодолеть последний склон
И грудью ринуться в поток,
Что на его дороге лег;
Издалека я слышу рев
Бурлящих пеной бурунов.
Так всадник деве говорил;
Но девушка, как смерть, бледна,
Вцепилась в повод что есть сил
И не пускала скакуна.
Прощание с Александрой
В июле я гуляла здесь,
Казался раем тихий дол:
Он солнцем золотился весь
И вереском лиловым цвел.
Как серафимы в синеве,
Скользили плавно облака,
И колокольчики в траве
Звенели мне издалека.
И были звуки так нежны,
Так неземны их голоса,
Что слезы сладкие, как сны,
Навертывались на глаза.
Я здесь бродила бы весь день —
Одна, не замечая, как
Лучи заката никнут в тень,
Прощальный подавая знак.
Так вот когда бы я могла
Малютку положить на мох
С надеждою, что ночь тепла
И что хранит младенца Бог!
А ныне в небе — ни огня,
Лишь мутная клубится мгла:
Сугробы — колыбель твоя
И нянька — хриплая пурга.
Средь неоглядности болот
Никто не слышит — не зови;
И ангел Божий не спасет
Тебя, дитя моей любви.
В грудь спящую ползет озноб,
Она уже под снегом вся,
И медленно растет сугроб,
Твою постельку занося.
Метель от гор летит, свистя,
Все злее, холоднее ночь…
Прости, злосчастное дитя,
Мне видеть смерть твою невмочь!